Современные проблемы сервиса и туризма 2010_v.4_#4 | Page 23

Досуг периода нэпа в постсоветской историографии становку и комический фильм. Но сильнее его тянуло к пошлому водевилю и низкопробному фильму, на танцы и в биллиардную. В крупных селах по воскресеньям возрождались традиционные ярмарки — зачастую просто гулянки с озорством и драками. Автор сделала важный вывод, что потерянность человека вследствие разрыва исторической преемственности стала главной причиной того, что «деревня стала плясать с остервенением», а «город предавался картежному азарту и угарному разгулу в пивных». В свою очередь, подобные досуговые практики усиливали диссонанс эпохи [6. С. 481–482, 497–499]. Следует, однако, признать, что немногочисленные работы по обозначенной проблематике позволяют не только выявить исследовательские приоритеты в изучении досуга 1920-х гг., но и через историографический анализ реконструировать основные его формы. Академик Ю. А. Поляков выделил изучение досуга в качестве одного из основных направлений истории повседневности, отметив множество связанных с этим сюжетов, начиная с физкультуры и спорта и кончая дворовой игрой в домино. Кроме уже ставших привычными форм досуга (посещения театров, концертов, кино и выставок, просмотра телепередач, дружеских вечеринок, пикников, застолий, чаепитий и современных «тусовок», участия в художественной самодеятельности), известный ученый обратил внимание на проблему алкоголизма, которая помогает понять, почему пьянство занимало и занимает такое важное место в досуге россиян. Вопросы досуга детей и подростков он тесно связал с выяснением роли улицы в его проведении. Ю. А. Поляков выделил еще одну важную составляющую досуга — экскурсии и туризм, в том числе «дикий», а также указал на связь с досугом «праздничной проблемы», то есть проведения государственных, религиозных и народных праздников [32. С. 12–13]. Первые постсоветские исследования досуга связаны, главным образом, с социальной историей и историей повседневности. В этом ряду нельзя не отметить написанную в специ- фическом жанре «документальной истории» книгу «Голос народа» (М., 1997), открывшую новую серию изданий РОССПЭНа — «Социальная история России ХХ века». Признавая множественность элементов (от быта до досуга), составляющих мозаику повседневной жизни населения СССР двадцатых годов, авторы-составители на основе сводок и писем жителей сделали вывод об острой борьбе нового и старого укладов. Наглядный пример этого — нежелание крестьян посещать избы-читальни и стремление организ овать свои места для переговоров — «дома крестьянской мысли» и «крестьянские думы» [8. С. 142, 144, 146–147]. Конечно, интерес к социальной истории, истории повседневности и микроистории стимулировал изучение бытовых практик двадцатых годов, но внимание историков и социологов привлекли в большей степени девиантные формы досуга и, прежде всего, ставшее притчей во языцех российское пьянство [14. С. 30–42; 22. С. 222–256; 29; 30. С. 129–134; 37. С. 467–481]. В общем, «досуг с достоинством» (по определению Цицерона) уступил на историографической площадке место «досугу без достоинства» [7. С. 129]. Действительно, пьянство оставалось бичом российской деревни и одной из основных форм сельского «досуга». Впрочем, недалеко от деревни в этом отношении ушел и город. В молодежной среде города и деревне двадцатых годов сохранялись традиционные «посиделки» и «вечерки», нередко заканчивавшиеся изрядным подпитием. Празднование одновременно старых и новых праздников во многом объяснялось желанием населения найти повод выпить и повеселиться, включая бои «стенка на стенку» [8. С. 155,176]. Уральский историк М. А. Фельдман поднял вопрос о неоднозначности процессов, связанных с величиной времени, проводимого рабочими на производстве. Так, если в 1913 г. в крупной промышленности Урала в среднем насчитывалось 250–260 рабочих дней, то в 1922 г. за счет сокращения церковных праздников их число составило 270 дней [36. С. 55]. Впро- Культура досуга в исторической ретроспективе 21