Солнце путалось в рваных сетях сухих акаций , билось об окна и падало растекшейся бронзой на землю . Старуха стояла в тени парадного , боясь преступить границу прохлады и оказаться в тягучей жаре летнего дня . Одета она была , независимо от сезона , в драный габардиновый плащ и шляпу , напоминавшую летнюю панаму , неопределенно грязно-серого цвета . Она переминалась с ноги на ногу и оглядывала слезящимися от солнца , полуслепыми глазами мир , в который предстояло выйти и прожить еще один день никому не нужной жизни . Прошмыгнул мальчик велосипедист , сплюнув ей под ноги . Она покачала головой и , обогнув плевок , вышла на солнце . Людка захлопнула входную дверь и вернулась на кухню . Там она застала всю семью в сборе . Тринадцатилетний Валерка пальцами вылавливал черешню из компота , а семилетняя Ириша хмуро сидела , уставившись в тарелку с едой . - Все , больше не могу , - заявила Людка с порога и плюхнулась на табурет . - Надо что-то делать . Соберем подписи , я позвоню куда надо ... взятку дам , пусть забирают ее куда-нибудь . Ну , кто я ей такая , чтобы лужи ее вонючие подтирать . Своего дерьма достаточно ... - Ну что ты опять с утра завелась , - вздохнул Славик , - ну сходи опять в архив , может , найдется родня , какая … - Ну что ты мелешь , - набросилась она на мужа , - зачем нам ее родня . Старуху не заберут , а вот комнату оттяпают точно . Тут все по-умному сделать надо . - А давайте , я ее пугну ночью , вроде , как привидение , она со страху и помрет , - встрял Валерка . - Сиди , жуй да помалкивай , - прикрикнула на него Людка . Валерка выловил из компота последнюю черешню и ловким щелчком отправил косточку в Иришкин лоб . Лицо ее ожило и скривилось в плаксивой гримасе . Цыкнув на сына , Людка набросилась на дочь . - Сколько можно сидеть , жри , давай . Кожа да кости . - Не хочу кашу , - заныла Ириша и попыталась выскользнуть из-за стола . Людка дернула ее за руку и усадила на стул . - Будешь сидеть , пока все не съешь . Ириша брызнула слезами в тарелку . На гладкой поверхности каши они оставили кратеры и воронки . Иришка с интересом стала разглядывать причудливый ландшафт . Людка с раздражением отвернулась от дочери и увидела , что сын уже стоит на пороге , готовясь вылететь из квартиры . - Чтоб , как стемнеет , был дома , - бросила мать , но , похоже , Валерка это выражение усвоил уже давно и не считал должным на него реагировать . Мадам Дубирштейн , держась за стену дома , медленно продвигалась к цели своих ежедневных прогулок . Ей нужно было пройти метров тридцать до следующего подъезда . На это уходило не менее получаса . Сегодня особенно тяжело давался этот путь . Горячее солнце жарило немилосердно , и от его яркости старуха слепла . Помогала шершавость стены , которая должна была неизбежно привести к Дусиной двери . Если Дуся не пошла в магазин , то нальет супу , а если ушла , то можно подождать , ей не к спеху . Дуси дома не оказалось , и старуха пристроилась в уголке подъезда , облокотившись о прохладную и пыльную батарею центрального отопления . Беспризорная кошка , потревоженная бесцеремонным вторжением на ее территорию , спрыгнула с батареи на пол , недовольно покосившись на Мадам . - Ну , извини , - прошептала старуха , - я только Дусю дождусь . Ждать пришлось недолго . Запыхавшаяся и потная Евдокия , груженная до зубов кошелками со снедью , вернулась домой . Она , как всегда , пригласила Мадам Дубирштейн войти и , вскоре поставила перед гостьей тарелку куриного бульона с клецками . Старуха , похлебав ароматной наваристой жидкости , от клецок отказалась , извинившись перед хозяйкой . Она почувствовала , что прожевать их не хватит сил , как не хватит сил сейчас встать и уйти . Евдокия не гонит , но ведь и так понятно , что дел у той по горло . Надо наготовить на семью из пятерых человек , постирать , убрать , да мало ли что . Еще она знает , что , когда уйдет , Евдокия тут же откроет окно . Последнее время все
43