маринованных с перцем халапеньо . О , Дайана . Я не выхожу , я будто выплываю из Tequila-Boom , и внезапные метаморфозы в облике города даже не слишком беспокоят меня . В пыльной дали вместо куполов собора возносятся две горных вершины , по вновь , как и двести лет назад , ставшим деревянным мостику через Фонтанку неспешно трусят два ослика в полосатых пончо , в речке , кажется , плещется аллигатор , а у стены ресторана сидит смуглый мариачи в сапогах для верховой езды и наяривает на губной гармошке .
Никто не смотрит в глубину , никто не стремится проникать в корни , ведь человек боится любой глубины , как чего-то таинственного . Корни человек чувствует сердцем , слушает пульс пятками , дорисовывает их страхами в своем воображении , но все же продолжает смотреть на ту грань , которая разделяет примитивное естество и разнообразие человеческой мысли . Шаверма — это всегда промежуток , что-то , что всегда находится « между ». Между взглядом и рубиновой пустотой , между голодом и сытостью , между всем и ничем . Красивая и дорогая шаверма — это красивое и дорогое « между », на которое хочется тратить больше времени , чем оно от себя требует .
Режим питания нарушать нельзя , Дайана . Доктора советуют питаться понемногу четыре-пять раз в день , чтобы подкармливать внутренних демонов и не давать им , голодным и разъяренным , вырваться наружу , дабы поглотить сознание голодающего … о чем это я ? Дайана , постепенно вокруг меня снова возникают неубранные сугробы и сверкающие сосули . Становится холоднее , и в поисках тепла я вхожу в ресторанчик Conchita Bonita на Гороховой , 39 . Под темными кирпичными сводами главного зала я чуть не влетаю головой в установленный прямо по центру пилон , но присущая мне сноровка как всегда выручает . Любому садящемуся здесь за столик , Дайана , подают welcome drink — подарочный безалкогольный шот Сангриты — смеси томатного сока с чесноком и особыми специями . Из глубин внутренних помещений выкатывают маленький столик и , остановив его прямо передо мной , опрыскивают стоящую на нем сковороду чем-то вроде спирта и тут же поджигают лежащее на ней мясо . По всему залу распространяется непередаваемый аромат : Fajitas De Res из говядины с кучей мексиканских гарниров и соусов , расставленных по отдельности в маленьких мисочках , с нежной белой лепешкой и неизменным перцем халапеньо . Бармен мне хитро улыбается . Куда же без Карибского шампанского ? Этот коктейль из игристого вина , белого рома и Блю Кюрасао напоминает мне теплое тропическое море , Дайана . Затем освежающий шот Depeche Mode с лимонным соком , но я уже прилип к стойке и не хочу уходить . Где двое , там и шабаш , Дайана . Бармен по секрету , ибо такого нет в меню , делает мне коктейль Ice — четкий , выдержанный и старомодный : куантро , мартини , цедра и жженый сахар — такой , наверное , мог бы пить Дон Дрейпер в своем сериале . И под конец мне достается терпкий , точно дубовая кора , коктейль Лесная фея с итальянским ореховым ликером « Франжелико » — такое пропускать нельзя .
На память я забрасываю в карман оставшиеся от трапезы солнечно-золотистые сырные шарики и выхожу из подвала на жаркое солнце послеобеденной сиесты . Из арки призывно мелькает край ярко-алой накидки , я заворачиваю за ней и нос к носу оказываюсь с самой доньей Кончитой , хозяйкой заведения . Ее жаркие руки обвивают меня , а карминовые губы поглощают все мои мысли . Покачиваясь , я тону в иссиня-черном море ее волос , а оно бурлит и шумит , потеряв покой .
Шаверма ручной выделки — это свежая высотка среди постсоветского пространства с щетиной хрущевок , в которых замуровано все циничное и смертельно опасное , это протест среди католических лозунгов « рожай », двуствольный дробовик в полку лучников , это пышный куст цветов вдоль облинявшей клумбы . Кажется , что к твоей шаверме , когда ты ее держишь в руке , липнут взгляды , как грязь к собаке , только встав на четвереньки и отряхнувшись , ты еще больше замараешься скользящими зрачками , которые оставляют слизняками мокрый след . Взяв в руки шаверму , нужно быть готовым к лужам в глазницах окружающих .
Сырные палочки вместо сырных шариков , Дайана , это первый шаг к сырной женщине , и я чуть было не совершил его . Но халапеньо своим обжигающим сердце огнем каким-то образом вырвал меня из объятий мексиканской обольстительницы назад на грешную землю . Дайана , я где-то в районе Пяти углов , и холод вновь начинает меня донимать , пальмы исчезли . Всесильная инерция заносит меня в Tres Amigos на Рубинштейна , 25 . Странно улыбающаяся девушка со сросшимися бровями советует мне Тако — салат из говяжьего фарша , салатных листьев , свежих томатов , авокадо и сыра , только подается этот салат в твердой хрустящей тортилье , выпеченной в виде салатницы , и Papas Al Horno — нежнейший картофель , запеченный под сыром и сметанным соусом . Запиваем мы все это пивным коктейлем Мичелада ( пиво с табаско , солью , лимонным соком и соевым соусом ) и легендарной Кайпириньей — коктейля из бразильской водки Кашасы , сахарного тростника и лайма . Внезапно застенчивая девушка со сросшимися бровями обращается ко мне : « Мне даже как-то неудобно , мне приснилось это кафе ; это уже второй сон , но они оба одинаковые : они начинаются с того , что я здесь , но это не день и не ночь , как бы почти ночь , понимаешь ? Но выглядит именно так , кроме света ; среди всех людей ты стоишь вон там , у стойки , ты в обоих снах , и тогда я понимаю , в чем дело : за этим кафе стоит человек , это он все делает , я вижу его сквозь стену , я вижу его лицо ». « Значит , ты пришла , чтобы посмотреть , там ли он ?» — спрашиваю я у бровастой , Дайана . Я надеваю свое сомбреро , повешенное у двери , и мы выходим на уже стихающую предвечернюю жару . Боже мой , Дайана , я только сейчас понимаю , что моя спутница — это Фрида Кало ! Мы медленно минуем стену соседнего дома , на которой висит мемориальная доска усатого Карлоса Фуэнтеса , и тут из-за угла всего на секунду выглядывает Карлос Сантана с гитарой , но мне хватает этой секунды , и в смеси паники , ужаса и очарования сознание покидает меня .
6