Журнал Andy Warhol's Interview Россия Interview № 2 | Page 87
85
ЧЕЛОВЕК
ЧЕЛО
ЕК ОТОВСЮДУ
ОВСЮДУ
АЛЕКСАНДР ГАРРОС
О ЖИЗНИ БЕЗ ГРАЖДАНСТВА И В ЧЕМ ЕЕ СМЫСЛ.
В Барселоне и Милане по-
гранцы, темпераментные му-
чачос и рагацци, сбивались
в стайку, вертели его в руках
и спорили так, словно обсуж-
дали финал «Интера» с «Бар-
сой»: испанские голоса, возвы-
сившись, звучали как молитва
или богохульство, итальян-
ские — ну да, как оперная ария,
а один апеннинский лысова-
тый дядечка в форме даже хло-
пал себя в запале по ляжкам,
клянусь.
В Штутгарте он попался
плюгавому нибелунгу, явно
выдернутому из гестаповской
массовки в трактовке коме-
и не было», — брякнул я, за-
поздало понимая, какую смо-
розил бестактность. Но нег-
ритянка только расхохоталась
в свои шестьдесят четыре зу-
ба и шлепнула мне въездной
штемпель. К нему вообще не-
равнодушны служивые люди —
пограничники, таможенники,
чиновники УФМС, менты, пе-
реименованные в понтов, ох-
ранники, нотариусы, консуль-
ские работники и банковские
клерки. Он вызывает у них жи-
вую искру в профессионально-
потухшем взоре: «Ой, а что это
у вас тут такое?..» А это у ме-
ня тут мой паспорт, фиолето-
«А Я ДАЖЕ НЕ ЗНАЛА, ЧТО ЕСТЬ
ТАКАЯ СТРАНА — ЛАТВИЯ.
А У МЕНЯ, МЕЖДУ ПРОЧИМ,
ПО ГЕОГРАФИИ В ШКОЛЕ БЫЛ
ВЫСШИЙ БАЛЛ!»
дийного кинематографа стран-
победительниц. Я стоял с доч-
кой на транзит в Геную, нибе-
лунг устраивал мне дознание
третьей степени по заветам
папаши Мюллера, до вылета
оставались минуты; политкор-
ректность иссякла, я выдал
нибелунгу все по поводу
его бабушки, согрешившей со
штурмбаннфюрером, — и по-
пал-таки на борт своего эйрба-
са, а не в кутузку, надо думать,
исключительно благодаря чуду
или дочкиному шестилетнему
обаянию.
В Лос-Анджелесе шаро об-
разная пожилая негритянка,
маркированная офицерскими
погонами, обрадовалась ему,
как дивной диковине, долго за-
сыпала меня дружелюбными
вопросами, наконец резюми-
ровала: «То, что вы расска-
зываете, удивительно. А ведь
я даже не знала, что есть такая
страна — Латвия. Ну вот как
этот... откуда там приехал Бо-
рат?» — «Казахстан», — подска-
зал я. «Да... Вот и про него
я ничего не знала. А у меня,
между прочим, по географии
в школе был высший балл!» —
«Ну, в те времена таких стран
вая, цвета роскошного финга-
ла, паспортина негражданина
Латвийской Республики. Где
на первой странице написано
alien’s passport: помните хит ре-
жиссера Кэмерона про неис-
требимую тварь из дальнего
космоса с телескопической че-
люстью и кислотой вместо кро-
ви? Вот он — я, позвольте пред-
ставиться, просто пластиче-
ская хирургия у нас достигла
невероятных высот.
Разумеется, кроме сомни-
тельных шуток у меня всегда
наготове и краткий историче-
ский экскурс — про то, как
двадцать лет назад ставшая не-
зависимой Латвия одарила та-
кими паспортами чуть не треть
своего населения, не имевшую
счастья проживать на латыш-
ской земле до 1940-го или про-
исходить от достойных г-д про-
живавших. Латвийские «нег-
ры» (как и эстонские их собра-
тья) стали почти как люди, за
вычетом права избираться
и быть избранным, состоять на
серьезной госслужбе, безвизо-
во ездить в многочисленные
открывшиеся гражданам за-
границы — ну и так еще по ме-
лочи. Правда, и в армии не
надо было служить. Правда,
призыв в нее все равно скоро
отменили. В последний раз по-
хожие документы в Европе
массово раздавали в ревущие
двадцатые с легкой руки Фри-
тьофа Нансена, первого комис-
сара Лиги Наций по делам бе-
женцев, — и за «нансеновский
паспорт» отважному норвеж-
цу-полярнику говорили спа-
сибо вначале русские беглецы
от красного потопа, а потом
и иные-прочие беглецы. Ну да,
беглецы, эмигранты: а чтобы
вот так вот обнаружить себя
официальным эмигрантом, не
выходя из собственной квар-
тиры, — это Нансену, надо ду-
мать, не снилось.
Вначале (и еще долго) я
сильно обижался на прави-
тельство моей молодой респу-
блики. О максимализм юно-
сти! Мне казалось, что это уни-
зительно. Мне хотелось ходить
на избирательный участок —
и не хотелось стоять в визовых
хвостах у иностранных по-
сольств, включая русское (бе-
режно храню в памяти охран-
ника, который, прежде чем
допустить меня к завет ному
окошку для подачи до кументов,
посмотрел проз рачным взгля-
дом уберменша и ска зал каш-
объятия балтийскому «негру»
распахнул вначале Евросоюз,
а следом и гордая Россия-мать
(единственный, но весомый
повод для личной признатель-
ности президенту Медведе-
ву) — но еще и до всех этих ком-
фортабельных даров судьбы я,
уже москвич, но все еще alien,
перестал обижаться. Я полю-
бил свой фиолетовый паспорт.
Он стал предметом моей
скромной гордости, моего, что
греха таить, легкого самодо-
вольства. Моей декларацией
независимости, моим догово-
ром неприсоединения. Как не
любить мне предмет, наглядно,
в бумаге и с печатями, легити-
мизирующий то чувство брез-
гливой непричастности, кото-
рое все чаще вызывает во
мне окружающая действитель-
ность? Как не ценить это трез-
вейшее напоминание о месте,
которое занимает в «сем хри-
стианнейшем из миров» чело-
век — любой человек: просто
большинство, загипнотизиро-
ванное своей официальной
принадлежностью к той или
иной государевой общности,
не отдает себе в этом отчета,
а я и захочу — не забуду: он не
позволит. Ну да, у меня, непол-
ноценного члена одного обще-
ОН ВЫЗЫВАЕТ ИСКРУ В ПРОФЕС-
СИОНАЛЬНО-ПОТУХШЕМ ВЗОРЕ:
«ОЙ, А ЧТО ЭТО У ВАС ТУТ?» —
А ЭТО У МЕНЯ ТУТ ПАСПОРТ
НЕГРАЖДАНИНА ЛАТВИЙСКОЙ
РЕСПУБЛИКИ.
пировским голосом: «Жвач-
ку выплюньте, пожалуйста»).
Меня бесило, что для транс-
формации из «негра» в «гра»
мне, всю жизнь тут живущему,
да еще и по крови наполовину
прибалту, мало сдать экзамен,
на котором приемная комис-
сия защищает заветный статус
от соискателя, как триста спар-
танцев защитить не могут, —
нужно еще и попасть в квоту,
светившую разве к пенсии.
Потом квоты отменили, эк-
замен упростили, безвизовые
ства и неполноправного нало-
гоплательщика другого, никог-
да не будет пенсии — но что,
кто-то правда думает, что на
пенсию можно жить? Ну да,
я не отдаю свой голос за депу-
тата и президента — но я пишу
эту колонку в день всероссий-
ских парламентских выборов,
где голосующие тоже никого
и ничего не выбирают.
Сертификат реальности —
вот что он такое, этот мой
маленький фиолетовый друг.
«Поэты — жиды», — отчеканила