ПЕСОЧНИЦА
« Всполохи! Петардами огня...». 田 в слове « ост 田 к »( остаток) значит « рисовое поле », что вместе с 海 и 沖 превращают строку в сопоставление моря с рисовым полем( или наоборот). В следующей строке(« Всполохи исчезнувшего дня ») слог « хи » передан уже не иероглифом 火(« огонь »), а иероглифом 日(« день »), что не только связывает этот слог со словом « дня » в той же строке, но и делает двуязычную рифмующуюся пару: 火(« огонь ») рифмуется на 日(« день ») так же, как « огня »— на « дня ». В строке « вс 太陽 т, как солнечная 綿 »(« встаёт как солнечная вата ») 太陽— это « солнце », а 綿(« вата »)— это « хлопок », то есть, в общем-то, почти то же, что и русское « вата », заимствованное из японского.
В третьей строфе 海 и 沖 включены в слова « умиляясь » и « покинутых ». 分 в слове « та 分 ом »(« табуном »)— « часть »— насколько помню, и в значении « осколок »,— и тогда почти безобидное « Табуном покинутых планет » навевает мысли о Фаэтоне. 村 в « 村 вейник »(« муравейник »)— это « поселение », поскольку муравейник— это поселение муравьёв. 宇宙 в слове « 宇宙 жа »(« утюжа ») значит « космос »: « Муравейник космоса утюжа ». 鯛 в строке « При 鯛 тся рыба в глубине » позволяет чётко понять, какая именно рыба: окунь.
В пятой строфе магистральные слова включены в « полумиле » и « жестокий ». Строки « Зябь и зыбь— морщинами 馬. / 庭 снов— как 皺 я кобыла »(« Зябь и зыбь— морщинами ума. / Нива снов— как сивая кобыла ») переплетены между собой: в первой строке 馬 из « ума » превращается в упомянутую во второй строке « кобылу », во второй 皺 становится « морщиной » из первой »; а « нива »( то есть поле) превращается в « сад »( 庭).
В шестой строфе ключевые слова— « прокипев » и « уминая ». Ива, вырастающая на скале— это тоже скала, 岩(« ива »). 穴 в « р 穴 м »(« ранам »)— « отверстие », тоже всё понятно. Про иероглиф 跡 в словосочетании « схв 跡 к след » я писал— он значит тоже « след ». А « хлеб в чужом сарае » превращается в « хлеб в чужой тарелке », потому как иероглиф 皿(« сара ») значит « тарелка ».
В седьмой строфе ключевые слова— « умильно » и « соки ». « 皆 взорвана » в японском прочтении становится гораздо драматичнее: взорвана не просто « мина », а взорвано « всё »( 皆, « мина »). В странном словосочетании « 耳 ка ушей »(« мимика ушей ») 耳— это тоже « ухо ». « Блондинка цвета 白金 »— игра слов несколько иного рода. Фраза читается « Блондинка цвета хаккин », и часть « цвета хаккин » вызывает ассоциацию с « цветом хаки », но 白金— это платина, поэтому « блондинка цвета 白金 »— это всего лишь « платиновая блондинка ». А 鳥(« птица ») в слове « в 鳥 т »(« вторит ») перекликается со словом « стрижей » из предыдущей строки.
Наконец, в восьмой строфе ключевые слова « умиротворённые » и « златооких ». « 裏! Всё позади!»— не только « Ура! Всё позади!»( радость от того, что всё позади), но и « Назад! Всё позади!»( желание вернуться к тому, что осталось позади). « Ти 日 й день »— всё ясно, иероглиф 日(« хи »— « день ») уже был. 煙(« кэмури ») созвучно « в кумаре » и при этом значит « дым ». 量(« рё ») в « умиротворённые » значит « количество » или « вес », и тут, пожалуй, единственный в стихотворении случай, когда я не помню, на каких основаниях поставил именно этот иероглиф. И 癌 в слове « ура 癌 ах »(« ураганах »)— это « рак »( как болезнь)— одно бедствие, заменённое другим.
42