15
Апокриф-120: октябрь 2017( G5.3 e. n.)
требующей, прежде всего, полного погружения собственной личности и мысли в общий поток типовых шаблонов, которые соответствуют тому бесцветному однообразному восприятию жизни, которое навязывается благодаря превосходству посредственностей. Потому успех приходит не к гениям, а к сообразительным парням, которые знают, чем зацепить взгляды масс, и заигрывают с ними. Так создаётся блестящая мишура репутаций, и одураченные сотни тех, кто мог бы стать честными « рабочими лошадками », идут на заочные курсы и стараются быть такими же, как эти блестящие « великие », чьи достижения на деле не более чем простое шарлатанство. Такова ситуация в нашей литературе: это неразборчивые орды писателей, большей частью неодарённых, стремящихся ложными методами к цели, которая и сама по себе является ложной! Апогей этого можно наблюдать в таких газетах как THE SATURDAY EVENING POST 1, где люди более или менее реального таланта не выдерживают конкуренции со свободно текущими золотыми потоками, которые формируют ценность их оригинальности и художественного сознания. Это жуткий кошмар, путы которого лишь немногие сильные и смелые духом способны сбросить.
Литература ужасов ныне даже в Америке не подлежит ограничениям, которым подвержена литература в целом. Когда один из тех, кто образует аудиторию читателей литературы ужасов, хочет найти действительно экстравагантный рассказ, он готов к тому, чтобы взять что-то, выброшенное с проторенной дорожки национальной традиции, традиции обычной безвкусицы. Перед нами реальное исключение из правил— человек, который хочет чего-то оригинального,— но ввиду общей традиции, которая завладевает всем образованием наших рассказчиков, мы можем лишь трагически вопрошать: кто сможет ему это дать? Массовая культура вдалбливает всем молодым авторам, что они должны соответствовать образцам и отражать ограниченный искусственный мир и психологию. Как можно выиграть в эту игру, когда проигрыш заведомо подстроен, и трудно ожидать, что ужасы, будучи небольшим ответвлением литературы, смогут развивать свою неповторимую школу вопреки устоявшимся порядкам художественной литературы? Я ещё не встречал человека, который смог бы ответить на этот вопрос. Я попытался взять под свою опеку одного яркого молодого малого в этом городе— парня, начавшего заурядно, но теперь стремящегося добиться успеха на поприще ужасов. Снова и снова я правлю его работы, удаляя банальные ситуации, образы и действия и вводя штрихи, о которых он никогда не думал, но которые я считаю крайне эффективными в подобной работе. Снова и снова я делаю это, но результат всё ещё крайне удручающий. Порой я добиваюсь успеха, но затем неким невероятным образом его старая школа берёт верх, и он решает сцену в стереотипном, лишённом воображения общепринятом ключе. И всё то время, что я пытаюсь помочь ему, меня преследует на удивление противоречивое чувство вины за то, что я, возможно, порчу его, отучивая от прибыльных методов работы в области иной, нежели ужасы, подрывая его веру в безвкусно-эффектные подходы!
Так что, когда я читаю Weird Tales и замечаю здесь и там истории, полные заезженных клише— лаборатория, клуб с холёными мужчинами вокруг камина, прекрасная королева с далёких планет, призрак, которым оказывается живой злодей, пытающийся напугать кого-то, чтобы выжить из дома, и т. д., и т. п.,— мне никогда не прихо-
1 Американский журнал.— Прим. пер.
15