11
деятельности, при которой человек понимается в качестве независимого субъекта,
которому противопоставлен пассивный объект – природа, Хайдеггер настаивает на
глубокой взаимосвязи человека и природы, которую он и фиксирует в термине
Dasein. Однако существенно то, что речь идёт не только о природе, но о бытии
вообще.
Как раз на этот момент и обращает внимание Кожев, вместо
хайдеггеровского Dasein использующий понятие «человек-в-мире». В своих лекциях по
«Феноменологии духа» Кожев неоднократно ссылался на Хайдеггера [1, с. 603; 655;
683; 704; 716], а позже отмечал значительное влияние его мысли на свою
интерпретацию Гегеля [4, с. 13]. Но, тем не менее, нельзя сказать, что идеи
Хайдеггера были им заимствованы в чистом виде. Кожев отстраняется от
свойственных Хайдеггеру филологических экспериментов и поэтической риторики,
сохраняя только самые существенные темы хайдеггеровской философии.
Это касается и «человека-в-мире». В отличие от Хайдеггера, «погружающего»
человека в бытие, Кожев использует более конкретное понятие «мир». Причём мир
трактуется им как единство (противоположных друг другу) природного бытия и
человеческой истории. То есть он, формально следуя Гегелю, возвращается к
новоевропейскому представлению о человеке как субъекте, противоположном
объекту.
Декларируемое
единство
«человека-вмире»
оказывается
лишь
диалектической фигурой: природа и человек – это тезис и антитезис, синтезом
которых является мир.
Напротив, Хайдеггер, особенно на позднем, «поэтическом» этапе своего
философского творчества, прямо указывает на «укоренённость» человека в бытии,
понимаемом в том числе и как природный мир. Само бытие человека, как он
считает, может быть «раскрыто» только через понимание его единства с природными
объектами, частью которых он становится в процессе своей деятельности (поле,
река, тропа, лес и т.п.). Здесь речь идёт, конечно, о культурных, обработанных