29
опереться в природе, в том, что своим распределением она задает противоположенные в каком-
то отношении темы. Природа, таким образом, является поставщиком означающих. Эти
означающие являются тем основополагающим фактором, который человеческие отношения
организует, задает их структуру, их моделирует.
Структурирует означающее и связи внутри регистра религиозного, да и сам этот регистр
вызывает к существованию. Истоки языка бессознательного − в глубинах первоначальных пар
оппозиций, составляющих условие и механизм формирования культурного сознания. Их общий
смысл − различение, прерывность. Биологическая потребность непрерывна, она взывает к
непосредственному удовлетворению. Для того, чтобы стать человеческим желанием, необходимо
ее символическое опосредование, структурирование и словесное воспроизведение,
формулирование. Сам порядок культуры и причастная ему психическая реальность человека, как
и определяющий ее закон символического, по сути своей компенсаторны. Культура возникает в
зазоре, в пробеле бытия: между биологической потребностью и ее непосредственным
удовлетворением, вследствие отсрочки этого удовлетворения, задержки, нехватки и возникающей
при этом напряженности. По отношению к логике природы логика культуры и религии есть логика
прерывности, а сама культура в самом формальном своем определении оказывается средством
закрепления прерывности, способом воспроизведения ее в человеческом сознании и поведении.
Эта прерывность, составляющая специфику культурных и религиозных механизмов в сравнении с
природными, удерживается с трудом, постоянно подвергаясь синтезированию, центрированию по
схемам воображаемого с его способностью к разрядке, компенсации и восполнению.
Ядро лакановской теории, проливающей свет на понимание культуры и ее форм − понятие
Реального. Реальное − мир объектов и опыта, лежащих по ту сторону языка. Это одновременно и
твердое, непроницаемое ядро, не поддающееся символизации, и совершенно химерическая
сущность, сама по себе не обладающая какой бы то ни было онтологической устойчивостью.
Реальное ничего собой не представляет, но, тем не менее, обладает рядом качеств − оно связано
со структурными изменениями, может вызвать ряд следствий, эффектов в символической
действительности субъектов. Это нехватка, вокруг которой и структурируется символический
порядок. Реальное − это пустота, функционирующая как объект желания. Лакан переносит акцент
с фрейдовского понятия инцеста как предельной структуры культуры на указание, что мать просто
занимает место Вещи, das Ding, объекта, который всегда исключен из любой картины реальности и
который заявляет о себе как нечто отсутствующее.
Вещь − это опыт отсутствия в опыте Реального, наличие в центре Реального пустоты, nihil, ничто,
вокруг которого формируется означающее. Вещь, все сотворенные человеком формы которой
принадлежат регистру сублимации, всегда оказывается представленной с помощью пустоты.
Поэтому в любой форме сублимации определяющая роль будет принадлежать пустоте. «Любое
искусство характеризуется тем или иным способом организации вокруг этой пустоты. Религия во
всех ее формах представляет собой тот или иной способ этой пустоты избежать, или эту пустоту
уважать» (7). Кажется, что мы имеем дело с выводами в духе А.Н. Чанышева: «Философия, религия,
наука, искусство − до сих пор не осознанные способы заклятия небытия» и «Не скрыто ли в идее
творения из ничего признание первичности и абсолютности небытия» (8). Действительно, в части, где
речь идет о том, что в материи содержится столько энергии, сколько нужно, чтобы вернуть ее в
небытие (влечение к смерти у Фрейда), и о бытии как о воображаемой субстанциальной
подкладке небытия, философы словно вторят друг другу. Но в отличие от «нигитологии» Чанышева, у
которого небытие есть онтологический принцип, для Лакана пустота, ничто есть форма, принцип
организации Символического, оставляющая след в сознании субъекта. Если в искусстве имеет
место вытеснение Вещи, а в религии ее смещение, отсрочка, то в дискурсе науки мы имеем дело
с отбрасыванием Вещи. Дискурс науки отвергает присутствие слова, поскольку в перспективе ему
рисуется идеал абсолютного знания, то есть чего-то такого, что полагает Вещь, никак при этом с
ней не считаясь.
Иудео-христианский креационизм ex nihilo коэкстенсивен точному расположению Вещи как
таковой. Именно здесь, как говорит Лакан, и находится уже много веков – и прежде ближайших,
тех, когда мы были сформированы сами, − то место, где артикулируется и взвешивается вся
моральная проблематика. Как это ни парадоксально, но согласно Лакану, в основе
западноевропейской цивилизации лежит именно религиозный дискурс, он и есть первоначальный
закон речи этой цивилизации, по правилам которой субъект артикулирует свои желания,
вытесненные или осознанные, в местах которой субъект и общество подвержены сублимации (9).