25
обеспечивает забвение самой конечности субъекта —
по причинам вполне конкретным, каковыми являются
сепаратность и бессилие нашего разума [4, с. 281].
По Лакану, повторение выступает как функция,
позволяющая избежать нежелательной встречи с
переносом, т. е. загнать перенос в узкие рамки, ему
отведенные, гарантировав тем самым избежание
пугающей угрозы любви-ненависти и сохранение пусть
кастрированного — но все же существования.
Характерно, что и перверзионная, и невротическая
структуры свойственны субъекту, сумевшему избежать
психотического слияния с матерью и перешагнуть рубеж
отчуждения (алиенации) от нее, но при этом с
использованием различных стратегий.
Перверт (и садомазохист в том числе) сохраняет
собственный доступ к наслаждению, утаивая его от
родительской фигуры, а невротик уступает все —
получая при этом замещающее удовлетворение.
Поэтому вполне закономерен вопрос о том, можем ли
мы считать, что употребление самого термина «ритуал»
однозначно равнооправдано и по отношению к ритуалу
обсессивному,
и
по
отношению
к
ритуалу
садомазохистскому? Не идет ли здесь речь о различных
по структуре и происхождению явлениях, объединенных
только общей терминологией? Чтобы разобраться в
этом, нужно выявить хотя бы чисто «внешние»,
поверхностные различия между этими наборами
действий. Первое, что бросается в глаза, — это
отнесенность их к различным структурам — ведь мы не
можем не учитывать перверзионность садомазохизма. И
действительно, говоря о ритуале садомазохистском как
одной из форм внешней проявленности этой перверзии,
мы вынуждены, помимо самой его фиксации как
явления,
отмечать
и
отличия
от
многократно
рассматривавшегося в аналитической литературе
ритуала навязчивого.
Во-первых, садомазо ритуал гораздо ближе стоит к
категории «игра», чем «жесткая последовательность
действий». На это указывает и М. Kан, говоря, что
«перверзные разыгрывания — это в какой-то степени
аутоэротизм на двоих» (Khan, M.M.R. (1979), Alienation in
Perversions. New York: International Universities Press), и С.
Коэн: «Перверзные ритуалы можно считать формой
инсценированного
разыгрывания
мастурбационных
фантазий. Другие люди играют отведенные им роли для
того, чтобы перверт мог удостовериться в собственном Я,
в своих фантазиях и защитных превращениях» [2].
Во-вторых, его внешняя драматичность: а) обилие
специальной атрибутики (не выбранной произвольно и
бессознательно, а приобретенной осознанно и
намеренно). Это не либидинозное катектирование
внешне обыденного предмета (как при фетишизме), а
скорее приобретение (или изготовление) театрального
реквизита; б) ролевое распределение ритуальной
практики (что, кстати, и следует из близости садомазо
ритуала
к
категории
«игра»);
в)
публичность