21
– огромна. И именно эту пропасть – что, собственно, субъект предпочел забыть, в чем смутился, а
что снабдить дополнительным свидетельством - мы стремимся постичь, слушая сновидца. Истинна
– это форма, а не содержание – об этом красноречиво свидетельствует известное христианской
культуре изречение «пребывать в истине». В тот момент, когда мы касаемся истины, мы заступаем
на ее место, и мы буквально сами становимся ею сами, целиком. Как Сократ, который стал
собственной истиной, приняв смерть.
Теперь же, раз мы вспомнили о чаше с ядом, пора поговорить о соотношении истины и
реального. То, что реальность проблема, очень хорошо понимал и сам Фрейд. В нагромождении
бессознательного материала своих пациентов, он хотел увидеть отголоски реальности. Однако, он
сталкивался с тем, что реальность его пациентов никак не организована - она состоит из
множества разрозненных представлений, обрывков и фраз. Реальность, в отличии от бреда,
например, организована крайне хрупко. И та видимость ее «целостности», которую мы
переживаем в нашем сознании, есть не более чем иллюзия, приводимая в жизнь нашим
способом мыслить – мы отдаляемся от нее, наблюдая со стороны, как стоит отдалиться от
фотографии, чтобы не замечать ее зернистость. Фрейд уже в тексте «Положение о двух принципах
психической деятельности» указал на то, что реальность, как таковая, появляется после принципа
удовольствия и сопряжена с повышением роли окружающей реальности в сознании субъекта.
Реальность в логике Фрейда отнюдь не тождественна т.н. «объективной» научной реальности, она
скорее отмечает на себе характер тех индивидуальных изменений, которые накладываются на
объекты, бессознательным.
Впрочем, реальность может функционировать лишь благодаря, опять-таки, наличию
перспективы истины. «Реальность», на самом деле, является еще одним из череды «смыслов»,
которыми субъект в той или иной мере наделяет окружающие его предметы. Смысл реальности в
том, что благодаря ей субъект утверждает себя в мире, как бы фиксируя некоторые вещи на своих
местах (и себя самого вписывая в этот порядок вещей). Быть реальным в данном случае значит
иметь фиксированный смысл. Но стоит смыслу попытаться куда-то ускользнуть, сместится в
сторону – уверенность субъекта в реальности также рискует исчезнуть. Рассказывая историю свой
жизни, и внезапно столкнувшись с тем, что какой-то ее фрагмент утратил прежний смысл,
анализант начинает переосмыслять все свое бытие в целом; изменение фрагмента ведет за
собой переоценку всей истории.
Важно здесь отнюдь не то, как именно человек переосмысляет себя: сейчас для нас имеет
ценность сама возможность этого переосмысления. Все это, равно как и возможность в этом
переосмыслении себе или аналитику солгать или сказать правду, указывает на то, что пациент
знает куда двигаться. Он ведом истиной, хотя и стремится ее избежать. И именно истина
определяет смыслы, но не является ими, и путать местами эти понятия – смысла и истины - большая
ошибка, иначе «истина» приобретает конкретно-выраженный характер знания, то есть, фактически
объекта, которым можно жонглировать, который можно терять, который, наконец, можно
уничтожить (или вытеснить). Истина же, стоит по ту сторону вытеснения.
Все это говорит, повторимся, о наличии в психике субъекта «истины, от реальности отличной, что