18
Восемь месяцев спустя, когда ее инфантильно-зависимые чувства по отношению ко мне стали
проявляться все сильнее, она пренебрежительно сказала мне: «Вы живете лишь для того, чтобы
проводить со мной час в день». Я знал, что наши с ней встречи очень много значат для меня; но она
все еще не могла признать за ними эмоциональный смысл. Только еще спустя несколько недель
произошли следующие значительные изменения. Я пришел на наш сеанс в среду, и был встречен
неожиданным вопросом: «Почему вы здесь сегодня? У нас не было сеансов по вторникам», на что
я ответил: «сегодня среда», после чего, выглядя крайне озадаченной, она спросила: «а что
случилось со вторником?». Я отчетливо ощутил, что она бессознательно скрывает тот факт, что в те
дни, когда у нас не было встреч, были настолько бессмысленными для нее, что просто
вычеркивались ею из памяти. (…)
Другая моя пациентка, параноидальная женщина, долгое время была убеждена в том, что люди,
окружающие ее в больнице (включая меня), пытались своим поведением «показать мне» или
«сказать мне», что действия, которые они предпринимали - действия, всегда ее оскорбляющее, как
например, ношение грязной одежды, или что-то еще подобное, были типичными для нее самой,
для ее собственного воспитания. По крайней мере, в одном случае, который я записал, она
интерпретировала мои действия не как сообщение о прошлом, а как предупреждение о
будущем: она чувствовала, что случайно уронив пепельницу, я хочу сказать ей, что собираюсь ее
оставить. Было очень интересно обнаружить при дальнейшей терапии то, как она постепенно
осознавала, в какой степени она сама все время пыталась непрямыми и невербальными
способами донести свой упрек другим. Так, например, она сказала мне на одном из
последующих заседаний, что несколько ранее, этим же днем, когда она вошла в объединенную
гостиную и мини-кухню, где было несколько пациентов и членов персонала, она увидела, что на
раковине лежала банановая кожура, и положила ее в мусорное ведро. «Я хотел показать им, что
они не должны захламлять все вокруг», - объяснила она. Много раз до этого, в предыдущие годы,
она выражала, в оскорбительном тоне, свое убеждение что я, или какая-то медсестра или
помощник, «пытались показать мне что...», и она, видимо, до недавнего времени не знала, что в той
степени, в которой она проецировала на остальных из нас ее собственную невербальную и, в
значительной степени, бессознательную агрессию.
Другая параноидальная женщина высказывала опасение, что в повседневной жизни ее всюду
ожидали «сцены», которые должны были структурировать плохо запоминающиеся и хаотично
запутанные события ее прошлой жизни. Долгое время я не мог понять то, что наши встречи,
проводившиеся в ее собственной комнате, являются для нее сценой, в которых она пыталась
донести до меня какой-то неисследованный аспект ее прошлой жизни.
Например, был период в несколько недель, в течение которого ее комната, обставленная
открытыми чемоданами и чем-то «домашним», была ее неосознанным изображением времени,
которое она изо всех сил пыталась вспомнить, когда много лет назад она совершила поездку на
автомобиле по побережью со своей матерью и родным брат. В конце концов, я понял, что ее
комната стала выглядеть почти как настоящий гостиничный номер, где можно остановиться только
на ночь. На более позднем этапе нашей работы был период в несколько недель, во время
которого ее комната была очень похожа на бойлерный подвал. Это произошло как раз в то время,
когда она стала припоминать события детства, происходившие в подвале семейного дома. Всякий
раз, ее сознательные мотивы обустроить свою комнату сильно отличались или попросту были
бредовыми; и всегда меня осеняло с опозданием, что же эта значимая сцена могла из себя
представлять.
Конец первой части
(перевел и подготовил Дм.Лобачев)