30
неассимилируемую посредством идентификации... "[25, с.66], "Он же -
реальный полюс субъективного отношения и поэтому преодолевающую" [12,
c.454]. Большой Другой принадлежит символическому порядку, он есть его
олицетворение.
Мы называли язык полем, измерением в котором человеческое только и
может существовать; констатация и формирование этого поля происходит
через Другого, как через того, кто формирует нашу идентичность, который,
фактически, учит быть нас "собой", т.е. вводит в символическое поле, обозначает
его порядок и наше место в этой структуре. Несомненно, ирония, которая
вложена в эти слова - "быть собой" может быть понятна только тем, кто уже
знаком с психоанализом и философией, однако недооценивать роль этого
действа – мы не имеем права.
Мы обучаемся искусству быть собой посредством Другого, но как именно?
Именно в понимании этого "как" кроится влияние на Лакана феноменологии,
причем как в ее Гуссерлевском понимании, так и в ее французской
интерпретации – Мерло-Понти, Левинаса, Рикера. Именно в понимании этого
"как" мы обнаруживаем истоки Лакановской онтологии, поскольку объяснение
что "ты есть это" – еще не делает ничего само по себе понятным и понятым (как
бы не хотелось нам утверждать обратное); понимание же того, как "ты стал
этим" – прокладывает путь не к уже данному явлению, но и к той точке, из
которой это данное произошло. Для начала отметим то, что замечал еще и
Хайдеггер – характер бытия Присутствия полагается в возможности
заботливости: "Забота выступает бытийным устроением присутствия"[20, c.122].
Забота понимается как возможность бытия быть озабоченным чем-то или кем-то,
то есть – открывает возможность для причастности себя к чему-либо – к себе
самому, или к Другим.
Хайдеггер мыслит Другого так: "«Другое» сущее само имеет бытийный род
присутствия" [20, c. 124], таким образом сводя другого к другому человеку,
другому Присутствию. Однако, Другой – это еще не человек и не субъект. Для
того, чтобы Другой возымел "бытийный род присутствия", необходимо его
прохождение через символическую трансформацию посредством языка,
который и определяет смысл Другого. В языке Другой становится обладающим
такими-то и такими-то качествами, но так как поле языке – бессознательно, то и
Другой, который нам видится сознательно и с которым мы строим отношения,
может сильно отличаться от Другого, с которым мы уже состоим в отношениях
бессознательно (еще до момента установления фактических отношений).
Роднит
обоих
мыслителей
и
признание
факта
особой
предрасположенности субъекта к этим отношениям. "Но это отношение… все-
таки ведь уже конститутивно для всякого своего присутствия, которое само от
себя имеет бытийную понятливость бытия и так в отношении к присутствию
состоит"[20, с.124].
Изначальная предрасположенность Присутствия к "отношениям с…",
сартровскому "бытию-для-другого" -
не есть следствие некой природной
предрасположенности человека к социальному; все что социально – появляется
уже после вхождения в символический порядок, т.е. после разрешения
эдиповой проблемы – а до этого момента социум и социальное, для
маленького тирана, есть скорее либо часть его собственных воображаемых