28
«Озабоченность» Хайдеггера, как особое расположение Присутствия,
способностью которого сделать бытие «целостным», может соответствовать
«желание» у Лакана, поскольку оно также объединяет субъект перед лицом
Другого. Важным также является и то, что у Лакана и Хайдеггера,
конституируется перед лицом Другого: "Другой встречает в своем
соприсутствии в мире" [28, c.120], "Другой — дублет самости" [28, c.124] – пишет
Хайдеггер. Равно так же, Лакан цитировал Артюра Рембо: Я – это Другой,
указывая на то, что природа Я – это присвоение себе образа и подобия Другого.
"Другой, будь то в латентном состоянии или нет, в раскрытии субъективности с
самого начала присутствует. Когда что-то из бессознательного начинает
показываться, Он обязательно уже налицо" [17, с.140].
С Хайдеггером Лакана роднит и та мысль, что человеческое
существование оказывается заброшенным в некую среду, которую оно отнюдь
не выбирает. Оно заброшено в него, вовлечено… - далее мы закончим это
высказывание, и станет ясно, что заброшено существование человека ни в
какой иной мир, кроме мира символического языкового – в язык, который
Хайдеггер назовет домом бытия.
Существование субъекта полагается всегда незавершенным, что у
Хайдеггера, что у Лакана. Оно пребывает в постоянной диалектике между
небытием и собственным становлением, при этом смерть – это уже
изначальная данность субъекта, находящаяся в нем самом – экзистенциальная
возможность: "Смертные — это люди. Они зовутся смертными, потому что в
силах умирать. Умереть значит: быть способным к смерти как таковой. Только
человек умирает. Животное околевает. У него нет смерти ни впереди, ни позади
него"[20, с. 324]. Речь, несомненно, о том, что животное, в отличии от человека, не
обладает представлением о смерти, не воображает ее, не символизирует –
словом, мало отдает себе отчет в той возможности, которую все мы однажды
реализуем - "…будем теперь называть смертных смертными не потому, что их
земная жизнь кончается, а потому, что они осиливают смерть как смерть"[20, с.
324].
Важно отметить – смерть понимается человеческим существом только как
символическое или воображаемое событие, к "реальной" смерти человек
отношения не имеет – хотя, прочувствовать тень собственной смертности он
может: смерть связана с чувством собственной незавершенности, неполноты,
нехватки – и эта "нехватка более ранняя, это его, субъекта, собственное
исчезновение: исчезновение, оказывающееся здесь в аккурат на месте
нехватки, обнаруженной им в Другом, - говорит нам Лакан. - Первое, что
предлагает он в качестве объекта родительскому желанию, чей объект
неизвестен ему, это собственная своя гибель – нехочет ли он погубить меня?
Фантазм собственной смерти, собственного исчезновения - вот первый объект,
который субъекту в этой диалектике предстоит пустить в ход. Что он и делает, о
чем свидетельствует множество фактов - хотя бы фактов ментальной
анорексии. Хорошо известно, в частности, что фантазировать о своей смерти
является для ребенка, в связи с любовью между ним и родителями, обычным
делом"[11, с.229].