Ëèíãâèñòèêà
пометками на " простонародные " слова. Было бы, однако, ошибкой считать, что демократизация литературного языка в ту пору совершалась в итоге обезличенно-стихийного процесса. Основоположник русского литературного языка, как по праву именуется Пушкин, боролся за эту демократизацию не только как творец-художник, но и как лингвист-теоретик. Мы можем вспомнить его всем известные споры с группой " Северной пчелы " и " Вестника Европы ". Об этой многолетней и яростной борьбе, как борьбе исполина, и говорит с чувством преклонения Белинский. Однако нам так же не следует забывать, и будет полезно вспомнить, что плечом к плечу с Пушкиным за широчайшее использование народной речи боролись и Н. В. Гоголь и И. С. Крылов. Боролись они, подобно Пушкину, не только " практикой ", своих творений, но и теоретически- в статьях и обзорах, и как лингвисты, и как литературоведы. Нужно отметить, что за использование Н. В. Гоголем в своем писательском словаре просторечных слов и выражений, приверженцы литературного языка того времени нападали на него еще с более оскорбительными выражениями, чем на язык Пушкина. По этому поводу Белинским было сказано следующее: " Господа! Не пора ли бросить эту старую замашку? У какого писателя нет ошибок против грамматики- да только чьей- вот вопрос! Карамзин сам был грамматика, перед которой все ваши грамматики ничего не значат. Пушкин тоже стоит любой из ваших грамматик … Возьмите самый неуклюжий период Гоголя его легко поправить, и это сумеет сделать всякий грамотей десятого разряда; но покуситься на это значило бы испортить период, лишить его оригинальности и жизни ".
" Щекотливостью мещанской журнальных чопорных судей " называл Пушкин гонение на " слог простонародный ". Он с гордым вызовом бросал врагам просторечия: " Никогда не пожертвую искренностью и точностью выражения провинциальной чопорности и боязни казаться простонародным, славянофилом и тому подобным ". Вспомним первую строфу гениального романа: " Мой дядя самых честных правил Когда не в шутку занемог, Он уважать себя заставил И лучше выдумать не мог. Его пример другим наука; Но, боже мой, какая скука С больным сидеть и день, и ночь, Не отходя ни шагу прочь! Какое низкое коварство Полуживого забавлять, Ему подушки поправлять, Печально подносить лекарство, Вздыхать и думать про себя: Когда же черт возьмет тебя!" Не кажется ли нам, что есть какая-то смутность смысла в первых строках: почему, в самом деле, дядя Онегина заставил себя уважать лишь тогда, " когда не в шутку занемог "? Да и какое же тут уважение, если юный повеса, " наследник всех своих родных ", уже заранее готовится притворяться у постели больного дяди, вздыхать, изображать печаль на своем лице, в то время как в мыслях у него будет совсем иное: " когда же черт возьмет тебя!" Ему ведь хочется, чтобы богатый дядюшка умер поскорее и оставил все свое наследство. С такой-то тайной и неблаговидной надеждой и скачет юноша " в пыли на почтовых " в имение дяди. Причем же здесь " уважение "? Но, его, оказывается, и не думал приписывать своему герою Пушкин! Как раз наоборот: намерением поэта было показать, что мысли Онегина полны цинической издевкой над богатым дядюшкой. Их можно передать в таком виде: " Дядюшка мой достоин
¹ 3-4( 17) 2017
будет называться человеком самых честных правил, если только он заболел по-настоящему, если умрет и оставит мне наследство ". Это-цинизм молодого повесыаристократа. Евгений в мыслях своих " острит " по случаю болезни дяди своего.
Дело в том, что во времена Пушкина слово " когда " очень часто применялось в смысле условном, а не временном. " Когда " означало: " коли ", " если ", " ежели ". Вот справка из словаря Даля: " Когда … Союз: коли, если, буде …" В живой речи такое условное, а не временное значение за словом " когда " и в наше время осталось: " Ну уж садись, когда пришел ". Или: " Что я с тобой буду делать, когда ты такой сорванец?" и т. д. Если мы вернем слову " когда " его истинный смысл здесь: " если, коли, ежели ", то вся первая строфа понастоящему осмысливается. Не зря Пушкин написал роману эпиграф, где говорится о человеке, способном признавать с одинаковым равнодушием как свои добрые, так и дурные поступки. А это и есть цинизм.
Итак, " Мой дядя самых честных правил, коли не в шутку занемог!- вот какая циническая похвала заболевшему дядюшке скрыта в этих мыслях Евгения. Если, дескать, ты не обманешь меня и вызвал не напрасно, оставишь мне наследство,- то в этом случае ты достоин всяческого уважения, ты- " джентельмен ". Таким образом, через возврат слову " когда " его истинного здесь значения сразу, с первых же строк, перед нами очерчивается нравственный облик молодого великосветского повесы, " денди ", который даже как бы гордится, щеголяет своим цинизмом. Такое толкование этого места становится еще более несомненным, если мы рассмотрим черновой вариант первого четверостишия " Евгения Онегина ": Мой дядя самых честных правил Он лучше выдумать не мог Он уважать себя заставил Когда не в шутку занемог. Если считаться со смыслом, который хотел вложить Пушкин в первое четверостишие, то, скорее всего, знаки препинания должны в нем быть такие: Мой дядя- самых честных правил, Когда не в шутку занемог; Он уважать себя заставил И лучше выдумать не мог!.. Таким образом, мы пришли к цели нашей работы и смогли доказать, что точка с запятой после слова " занемог "( а может быть, даже и точка) раскрывают нам понятие, в каком значении применил здесь Пушкин слово " когда ", и теперь, читая первую строфу, мы придаем ей должную интонацию. В противном случае, если не соблюдать расстановку предлагаемых знаков препинания, получается невразумительная скороговорка. Предлагаемая поправка знаков препинания может иметь большое значение для старшеклассников при изучении романа " Евгений Онегин " в школе.
Следует также учесть, что если переводчики Пушкина, на какой бы язык они не переводили данный роман, не поймут грамматическое значение в первой строфе слова " когда ", которое означает: " если, коли, ежели ",- то и верного перевода этой строфы они дать не смогут.
Учение об изобразительных силах слова и предложения- стилистика, представляет собой, может быть, завершение грамматики, ее венец, как считал Белинский, должна исследовать не только опыт художников слова, но и живую действительность языка. При этом не только само по себе слово, словарь народа, но на данном этапе- прежде всего синтаксис устной народной словесности- поистине глубинно неисчерпаемый и новый для стилистики предмет исследования.
33