людям сельским , не часто бывающим в таких местах . Блестящий аккордеон , певица ( платье у нее в блестках ) и не менее блестящий барабан околдовали их , и они по очереди и вместе лепили на барабан замусоленные и вполне новые деньги , заказывая “ Юру ”. Певица вошла в раж , пальцы так и носились по клавишам , а глаза ее продолжали стрелять в поклонников , которые успели выучить текст и вовсю старались , помогая певице . Равнодушные официантки лениво скользили меж столиков - они и не такое слышали . Мурат сидел печальный и чуточку злой . Подозвав официантку , он жалобно , как просят дети , сказал :
• Свежих помидоров нет у вас ? - Что вы , - взметнулись ресницы , - какие же помидоры в январе ! Мурат смотрел куда-то мимо аккордеона : “ Да , январь , помидоры , досадно ”.
Певица меж тем угомонилась , села за столик у окошка , но это уже была другая женщина , от прежней остались только белила на лице ; отдыхала немолодая , усталая женщина .
А на сцене здоровенные ребята пели “ Гуси , гуси ” и среди них неожиданно бодрый старичок в старомодной шляпе , похожий на честнейшего из коллежских регистраторов . Он же учитель гимназии , тот самый “ человек в футляре ”, которому Чехов почему-то не подарил в свое время эти дивные серые глаза , но природ а через много лет исправила его ошибку , старичок тоненьким голосом выводил “ Га-га-га ”. Хор - “ Гуси , гуси ”, а старичок - “ Га-га-га ”. Он был в футляре и огражден от остального зала , оркестра , всего и всех самым прочным и надежным воздушным футляром . Мурат был мрачен . - Что случилось , Мурат ? Может , уйдем ? Он посмотрел на меня , как мне показалось , долго , пристально , устало и безнадежно . - Куца уйдешь ... - выдавил он . - Да что с тобой , Мурат ? - Мать у меня в горах одна , понимаешь ? А там тесно ,
85