Пока в селе была церковь, дедушка мой читал там и пел в церковном хоре, вел церковную книгу, как и его отец, где аккуратно записывалось, кто, где, когда родился, крестился, кто родители и т. д. Потом в селах это стало прерогативой сельсоветов, а крещение детей преследовалось советскими органами( КПСС, ВЛКСМ и др.). Меня в этой церкви не крестили. Её разрушили и сожгли задолго до моего рождения. Кто не побоялся, спасал церковное добро. Его можно было забрать домой, спрятать. Дедушка, очень верующий прихожанин, носил домой, а дядя Харитон( ещё один " ценитель " церковных святынь, активный комсомолец, имеющий влияние на многочисленную молодёжь Мечетки) прятал всё это, да так спрятал, что и после гибели дяди Харитона в Польше в феврале 1945 года никто ничего не нашёл, как и золотого турецкого коня в Азове. Однако, у дедушки осталось много икон, расписанный церковный крест, плащаницы с изображением жития святых на толстом зелёном сукне, расшитом золотой нитью, картины на бронзовых листах, книги.
Я хорошо запомнила церковь в с. Ребриково, где меня крестили. Туда мы по праздникам ходили. Там дедушка был регентом. Летом мы ходили босиком. У первой речки снимали носки и сандалии, а у последней мыли ноги и обувались. Дедушка пел на клиросе и читал, а я занималась службой: пела песни вместе с хором певчих, молилась вместе со всеми, исповедовалась и причащалась. Если служба была долгой, выходила во двор, пила воду из святого церковного колодца, покупала для бабушки петушок на палочке, заворачивала его в кружевной платочек и клала в маленькую сумочку через плечо, сделанную из отходов мягкой кожи. Эту сумочку подарила мне крестная.
Мою крестную звали Наташей. Она жила со своим отцом дедушкой Никитой. Мама её— Ксения— умерла во время войны, когда получила две похоронки, сначала на младшенького сыночка, который в первые же дни войны в возрасте 18 лет ушёл на фронт, и через месяц на старшего. А ещё через несколько дней Наташа узнала, что погиб её жених, которого она провожала на фронт. Лишившись за короткое время четырех очень близких людей, мамы, двух братьев и молодого человека, Наташа просто слегла.
Старик-отец, как мог, ухаживал за дочерью. Когда немцы нагрянули в Мечетку, Наташу, дабы не угнали её в Германию, остригли наголо. Так она и лежала, обмотанная платками и тряпьём.
Это помогло. Немцы обходили их усадьбу стороной.
Моя мама с Наташей были подругами. Они и учились в одном классе, и после войны закончили курсы кройки и шитья.
Моя бабушка умела шить и вязать, но швейная машинка ещё до войны перекочевала к старшей дочери, у которой ещё до войны было четверо детей. Мама и крестная по вечерам шили всем обновки, а я была у них " манекеном ".
Наташа была очень красивой: темные пышные волосы до плеч, голубые глаза на смуглом лице, худенькая и аккуратная. На ней всегда было красивое платье с глубоким вырезом. Она всегда громко дышала. По-видимому у неё была одышка. Когда она наклонялась ко мне и обнимала, я рассматривала её в поисках " грудной жабы "( взрослые говорили, что у Наташи " грудная жаба ").
Это позже я узнала, что грудная жаба— это стенокардия. В передней комнате у Наташи и дедушки Никиты было много икон, лампада из розового стекла в бронзе. Она свисала с потолка перед иконами, как кашпо. И ещё среди икон висела вышитая сумочка. Там хранилась небольшая карточка жениха Наташи, красивого паренька Васи и его письмо— треугольничек с фронта.
— А давай, крестная, я тебе его почитаю?— предложила я.
— Нет, девочка, письмо любовное, а ты ещё маленькая,— шутила Наташа.
— Ну, ты же знаешь, я хорошо читаю, а хорошо читают уже взрослые дети.
И крестная сдалась. Она достала треугольник и протянула мне: " Читай ".
Я читала это письмо несколько раз. Конечно, я его помнила, но не дословно. Доходило до того, что дедушка Никита " разгонял " нас, ревущих, обнявшихся крестную мать и крестницу. Письмо было написано каким-то особенным " химическим " карандашом, что при попадании на него слёз буквы превращались в чернильные и расплывались.
Потом Наташа читала это письмо мне наизусть, чтобы с годами от её слёз письмо не превратилось в сплошное чернильное пятно.
Письмо: " Здравствуй, дорогая Наташка-ромашка. Это пишу тебе я— Васькавасилёк. Первый раз пишу письмо. Сразу предупреждаю, где-нибудь спрячь или запиши мой адрес: Действующая армия..."( и очень много различных цифр, которые я начала читать: семь, девять, восемь, ноль. Наташа меня поправила: семьсот девяносто восемь тысяч и т. д.). Она знала этот адрес наизусть, как и всё письмо от буковки до точечки. А Наташа, каждый раз читая письмо жениха, отвечала ему. Читаю дальше.
" Не думаю, что немцы когда-нибудь доберутся до Мечетки, но, как говорит моя мама: " Береженого Бог бережет!"
Как же я по тебе скучаю, родная! Как по маме, по отцу, по нашей милой Мечетке, всех-всех вместе взятых. Помню все до минуточки встречи в тобой, о чём говорили, о чём мечтали. А ты помнишь? А нашу маленькую яблоньку ты помнишь? Мне так хочется, чтобы ты меня дождалась. Как только вернусь— сразу поженимся. Сыграем свадьбу по всем правилам: со сватами, караваями и венчанием. Уговорим батюшку, даже если пост будет. Я так тебя люблю, Наташа. У нас будут детки, сколько ты захочешь. Представляешь: моя мама и тётя Ксения— бабушки— смешно. Я буду тебя любить и носить на руках. Жаль, что мы раньше не поженились. А ведь я об этом мечтал, но ты была такой маленькой. Жди меня, Наташечка-ромашечка. Я обязательно вернусь живой и здоровый. Мы раздвинем усадьбу, построим большой дом, разобьём большой сад. В нём будут расти только яблони. Представляешь, какой запах будет, Наташа.
До свидания, дорогая. Прости, если что не так написал. У нас с тобой всё впереди. Я напишу тебе много хороших писем. Целую каждый твой волосок, каждую ресничку.( Хотя раньше я ни разу тебя и не поцеловал). Передавай привет братикам, родителям, всем нашим друзьям. Васькавасилёк ".
Это было первое и последнее письмо, которое крестная получила от своего жениха. Надеется, что он получил и ответ, потому что Наташин ответ ей не вернулся.
А у Наташи и дедушки Никиты был огромный яблоневый сад. Другого такого в Мечетке не было. Яблоки были разных сортов и созревали с лета до зимы. На этот сад даже самые шкодливые мальчишки не покушались. Крестная часто угощала меня яблоками, и мальчишек тоже. И бабушке моей передавала. Бабушка соблюдала церковное поверье: матери, у которых были умершие дети, не смели есть яблоки до праздника Спас. Иначе на том свете их деткам не дадут яблок, объясняя умершим детям, что их мать до праздника их съела.
У Наташи в самом начале сада росла " Васина яблонька ". У Наташи никогда не было ни детей, ни племянников, но до праздника 19 августа она не ела никаких яблок, особенно с " Васиной яблоньки ". А бабушка клала принесённые мной яблоки на угольник с иконами до праздника. Крестилась за упокой души раба божьего Василия, считая эти яблочки поминанием, от которых нельзя отказываться. Крестная же раздавала все до единого яблочки с " Васиной яблоньки ".
Крестная умерла в 1953 году в мае месяце, когда цвели яблони. В гробу она лежала вся в цветах, в красивом бело-розовом платье, в фате, как невеста. Она до конца своей жизни ждала своего Васю-василька. Ей было( мне казалось очень много) 30 лет. Говорили, что Наташа умерла от разрыва сердца( инфаркта). Дедушка Никита умер в 1973 году, сидя на скамеечке у " Васиной яблоньки ".
Давно это было. А тут в выходные услышала в передаче МАЛАХОВА " Песни от всей души "— песню в авторском исполнении " Вася-василёк "....
Нахлынуло. Л. СТРАХОВА
На страже Ваших интересов ЧИТАЙ-Теленеделя № 2708.07.2025 г. 31