38
семь в ер с т
ноко кончился бензин, и следующую партию
топлива обещали подвезти к выборам — 15 ок-
тября. Мы приехали 28 августа. На военный
самолет нас посадить отказались раз и на-
всегда. Владельцы частных самолетов хоте-
ли, чтобы мы оплатили весь рейс маленького
борта целиком — это стоило порядка тысячи
долларов, позволить себе такое мы не могли.
Вообще мы не любители беспокоить офици-
альные органы, но когда стало понятно, что
этот бардак может продолжаться месяцами, мы
обратились в посольство России в Венесуэле.
Нам повезло: обычно российские посольства
страшно бюрократизированы, тут же консул
Валерий Стеклов, с которым я говорила в пять
часов вечера, извинился, что не сможет решить
наш вопрос сегодня же, — после венесуэль-
ских проволочек я была страшно растрогана.
Сигнализация
Каждый день мы просыпались в 7 утра и со-
бирали сумки — на всякий случай. Прилеты
и отлеты самолетов сопровождались звуком
сирены: местные жители использовали взлет-
ную полосу как главную дорогу, и нужно
было их как-то разгонять. У нас выработался
условный рефлекс: что бы ни происходило,
при звуках сирены мы хватаем вещи и рвем
к месту стоянки самолетов. И вот сигнал за-
звучал снова: самолет садится! Наконец-то
мы улетим!
— Что здесь делают русские? Они не могут
лететь! — а вот и оно. Наш голубоглазый
полковник выбежал из самолета и начал нас
третировать с новыми силами. Сердце ушло
в пятки.
— Могут! Это приказ высшего руководства.
— Какого руководства? Какого высшего?
— Самого высшего!
Через полтора часа самолет приземляется
в военном аэропорту. Все словно в тумане: мы
так привыкли к строгому регламенту, что дол-
гожданная свобода огорошивает, мы не знаем,
что со всем этим делать, и не верим, что все
происходит на самом деле. Через час, при-
няв душ под долгожданной проточной и даже
горячей водой, мы уже сидим в номере и пьем
ром с колой. Шумит кондиционер, темнеет. На
улице раскладывается продавец уличных бур-
геров... За окном включается сигнализация.
Мы вскакиваем на ноги, бросаемся к рюкза-
кам — а потом валимся на кровать и начинаем
истерически смеяться. Хорошо!