карате
блемой. От кагэбэшников, по рассказам самих бывших
спортсменов, просто прятались в лесах и парках. Неред-
ко тренировки устраивались в вестибюлях школ, причем,
как правило, в темноте. Карате обрастало мифами и ле-
гендами, отчего становилось еще более притягательным.
Кроме смены мест тренировок, для перестраховки
спортсмены вычеркнули слово карате из своего слова-
ря. Называли его как угодно: самбо, вольная борьба,
но чаще всего – рукопашный бой, который был не про-
сто разрешен, но и официально введен в программу
обучения военных в середине 1980-х (особо крупные
потери в Афганской войне в 1985–1986 годах привели
к пересмотру системы физической подготовки в Совет-
ской армии).
«В 1982 году я в военное училище поступил, окон-
чил в 1986-м. И все это время мы там повторяли азы
карате. Удары руками, ногами, устраивали спарринги.
Там все было тайно, чтобы командиры не узнали. У нас
спрашивали: «Что это такое?». А мы отвечали:
‘‘Да это обыкновенный рукопашный бой’’», – под-
твердил Касаткин. Маскировать карате под дру-
гие единоборства было оправданно. Дело в том,
что в основе всех них лежат приемы из карате,
в частности ударная техника. То есть дилетанту
отличить каратиста от бойца или самбиста было
непросто, тем более что от кимоно спортсмены
отказались.
При этом офицеры КГБ имели наметанный
глаз. Все потому, что сами они охотно тренирова-
лись, несмотря на запрет. Более того, покрывали
своих сенсеев, и те спокойно продолжали вести
группы. Таким тренером был, например, Евгений
Галицын – первый каратист в Ленинграде, полу-
чивший черный пояс. С 1979 по 1984 год он воз-
главлял сборную города, что сделало его одним
из самых авторитетных наставников в стране. По
словам Галицына, запрет он пережил безболез-
ненно. «Я вообще считаю, что во многом слухи о
жесткости запрета сильно преувеличены. Напри-
мер, официально аренду залов для занятий кара-
те запретили, но многим удавалось договаривать-
ся. У меня и вовсе был свой спортзал, где можно
было спокойно заниматься», – рассказал он.
Галицын подтвердил, что люди из спецслужб во вре-
мя запрета ходили на занятия на постоянной основе:
«Они и решали все эти вопросы. Дело в том, что если
ты обучал детей нужных родителей, то такие родители,
в погонах или высоких чинах, делали все, что требова-
лось. Так что во времена запрета ко мне даже проси-
лись в ученики. Я ведь был не типичный подпольный
сенсей, а преподаватель военных вузов, работавший
на Министерство обороны СССР. Меня отлично знали
и в органах, и в армии, и в обкоме, знали, чему и как я
учу», – заключил тренер.
Выйти на «правильных» людей тем не менее удава-
лось не всем. Не обошлось без показательного процес-
са: единственным осужденным по статье 219 прим. стал
известный каратист и мастер кунг-фу Валерий Гусев.
Узнаем, как карате привело его к четырем годам на Ко-
лыме и почему в КГБ выбрали именно его.
Сейчас Гусеву 68 лет, и он продолжает практиковать
в небольшой собственной школе.
ПОЗНАТЬ КАРАТЕ
Просторный зал с окнами под потолком и зеркалами.
Гусев, одетый в черное кимоно, дает двоим каратистам
домашнее задание. Им нужно прочесть главы из кни-
ги, в которой, очевидно, излагается философия карате.
Выслушав, они прощаются и выходят за дверь. Остаем-
ся одни, и Гусев приглашает присесть.
– Узнал о карате, как и все: начитавшись книжек,
где были описаны некоторые приемы, насмотревшись
фильмов, которые показывали на каждом углу. Только
это все было ложным. Мы хотели учиться боевой тех-
нике в сочетании с духовным развитием. А нам давали
либо спорт, либо тупой мордобой.
Несмотря на то, что вопросов к карате уже тогда было
больше, чем ответов, Гусев быстро втянулся в процесс.
Юноша делал большие успехи и как один из самых та-
www.russiantown.com
лантливых отечественных каратистов получил возмож-
ность брать уроки у японца Сато. Это впоследствии
позволило ему заняться подготовкой инструкторов. Так
удавалось зарабатывать, но деньги Гусева никогда особо
не привлекали. Главным оставалась возможность позна-
вать карате, и в поиске истины пришлось провести дол-
гие годы. Они выпали, в том числе, и на время запрета.
– Когда ввели запрет, я, конечно, продолжил зани-
маться. А как можно запретить человеку дышать? Но
люди боялись и, наверное, правильно делали. Могли
же запросто настучать, арестовать, переписать. Так и
нас один раз переписали, а мне вынесли первое преду-
преждение. Причем это менты меня подставили. Попро-
сили, чтобы я у них занятия проводил, а за это мне
якобы разрешалось иметь других учеников. Однажды
менты не пришли на занятие, а мои – пришли. А еще
пришли кагэбэшники. Мне выписали штраф. Сказали,
что будут всех хватать, всех сажать.
В КГБ знали, что Гусев не просто каратист, а очень
одаренный сенсей, который может быть полезен. Впро-
чем, полезные граждане быстро превращались во вра-
гов народа, если отказывались сотрудничать.
– Вести тренировки предлагали не только менты, но и
сами кагэбэшники. Приехали как-то ко мне два прапор-
щика. Сидели, выпивали. Я им отказал, а вскоре после
этого меня арестовали. Подумайте, зачем карате учить
агента? Ему оно на фиг не нужно, у него же есть пи-
столет. Но если бы я согласился, все было бы хорошо,
работал бы у них.
ОДИНОКИЙ СЕНСЕЙ
Раз появилась статья, значит, по ней должны кого-то
осудить. Гусев после отказа сотрудничать со спецслуж-
бами на роль обвиняемого стал подходить идеально.
Тем более что за тренировки он брал деньги, 10 рублей
в месяц с человека, то есть «получал выгоду». В 1983-м
за ним пришли.
«Я в то время поступил в институт физкультуры в
Малаховке на дневное. А вечером тренировки были в
лесопарке в Кузьминках. Вернулся как-то с занятия до-
мой, а к ночи ближе они приехали. Сказали, статья у
тебя такая-то. Я откорячивался, но бесполезно», – мо-
мент задержания Гусев помнит в деталях. Интересно,
что, кроме статьи 219 прим., ему вменили еще одну
статью – 218-ю («Незаконное ношение, хранение, при-
обретение, изготовление или сбыт оружия, боевых при-
пасов или взрывчатых веществ»). Виной тому инцидент,
произошедший за год до ареста.
«Это из-за оружия нашего. Вообще, его не было в пе-
речне запрещенного, оно же спортивное. Хотя по факту,
конечно, боевое. Я как-то поехал в Ригу на что-то вроде
мастер-класса и повез с собой японский клинок. Даже
не повез, а транспортировал. Он был зашит, упакован,
но ко мне все равно пристали. Сидел в зале ожидания,
подошел мент и заставил пройти с ним. Тогда получи-
лось отмазаться, а на суде припомнили. Официально
мне дали не пять лет, а четыре, но еще год прибавили
за 218-ю. Это было неправомерно, ведь у нас нет сум-
мирования сроков. Но разве я мог возразить?» – пояс-
няет каратист. «Спорить было бесполезно, кагэбэшни-
ки – конченые козлы. Не все, а те, кто в специальном
отделе, который каратистами занимался. Туда вообще
согнали недоучек, недоумков, всю шваль, которая ни на
что больше не годится. Когда карате снова разрешили,
они все остались без работы», – отметил он.
Следствие затягивалось. В «Матросской Тишине» Гу-
севу пришлось провести восемь месяцев: «Они соби-
рали всех моих учеников. Я вот ездил в Тбилиси, там
проводил занятия. Так они оттуда людей привезли. Под
Ташкентом как-то отдыхал, со мной местные пробова-
ли заниматься. И их притащили. Одного даже из армии
из Афганистана достали для показаний. Занимался у
меня еще один парень из семьи дипломатов. Он
МГИМО только окончил, должен был в Новую
Зеландию лететь. Ему сказали: «Хочешь ехать,
рассказывай». Но это ничего, самое неприятное,
что многие из моих учеников были детьми. Их
допрашивали по ночам без родителей – закон
нарушался. Они на этих допросах все написали
против меня, а на суде все отказались.
«На зоне я был только через год. Я ехал не
спецэтапом, как нормальные люди. Доехал до
Свердловска, там неделю в карцере. Потом до
Новосибирска, там три недели. Иркутск, еще три
недели. Хабаровск, потом на самолет и в Мага-
дан. А там и Колыма», – при воспоминании о ла-
гере выражение лица Гусева не меняется – как
было спокойным, так и осталось. Еще и улыбка
появилась.
Почему так? Колыма ведь не курорт. Объясня-
ет: плохо там не было, и карате заниматься не
запрещали. «Я работал раскройщиком рукавиц и
мешочков. Там, конечно, минус 60, но мне ничего,
я же не лес валил. К тому же было карате. За-
ниматься было не страшно. Дальше Колымы не
пошлют – я уже здесь». Единственное, чего недо-
ставало, замечает Гусев, – спарринг-партнеров на
зоне, «контингент был несоответствующий».
В 1988-м каратист вернулся в Москву. Запрет еще
действовал, хотя послабления уже были, и Гусеву пред-
ложили должность в федерации ушу. Некоторое время
он сотрудничал с ней, но вскоре понял, что это не его.
В 1989-м единоборство наконец легализовали – осозна-
ли бессмысленность и абсурдность запрета. Возобнови-
ла работу Федерация карате СССР, но и туда некогда
опальный сенсей работать не пошел.
Все потому, что Гусев был и остается одним из немно-
гих проповедников традиционного боевого искусства.
Он не считает карате спортом и вообще придерживает-
ся несколько радикальных взглядов: «Спортивное кара-
те – это шоу и зарабатывание денег. Вот выходят они на
татами и начинают скакать как козлы. Ударил, промах-
нулся, упал – судья бой остановил, топтать спортсмена
не разрешается. А реальное карате – это боевая дис-
циплина. Она нужна, чтобы за кратчайшее время раз-
решить конфликт в свою пользу. Как? Нейтрализовать
противника, искалечить, если надо – убить».
Мнение Гусева непопулярно, и в среде каратистов он
настоящий отшельник. Занимается для себя, не любит,
когда его называют учителем или сенсеем, а учеников
считает партнерами, а не последователями. Его карате
существует параллельно с единоборством, которое пре-
подают в секциях и показывают в боевиках.
* * *
Несмотря на то что во время запрета спортсмены на-
ходили возможность не терять навыки, о развитии ка-
рате речи не шло. В 1990-е и вовсе стало не до него, а
в начале нулевых оно затерялось в разнообразии еди-
ноборств: поддержку вновь получили дзюдо и самбо,
популярность стали набирать тхэквондо и разные виды
борьбы. Вернуть былую популярность карате в России
было уже не суждено.
Источник Lenta.ru
9 (193) сентябрь 2019
51