звёзды
Àðêàäèé Àðêàíîâ, ïèñàòåëü-ñàòèðèê:
– Однажды мы с ним серьезно поссорились. Ну, не ссорились – скорее сделали вид. Около года не разговаривали друг с другом. В этом не было никакой подоплеки – просто гордость не позволяла. И все из-за сущей ерунды.
Раньше мы с Шурой довольно часто ходили на ипподром. И как-то раз договорились сделать ставку на одну лошадь. Шура пошел в кассу, оплатил. Мы сидим на трибуне, переживаем. Удача – наша лошадка приходит первой. Я обрадовался – кучу денег выиграли. И тут выясняется, что Ширвиндт, оказывается, самовольно поставил на другую. Передумал, так сказать, пока шел за билетом. Вот за это я на него и обиделся. Мы же не выигрывали никогда. После того как на ипподроме сделали ремонт, Шура даже пошутил: « Одна из трибун сооружена на наши деньги ».
Но самое главное, спустя некоторое время он стал всем рассказывать, что, мол, это я пошел и поменял ставку – все перевернул с ног на голову. Потом я попал в автокатастрофу, лежал в Боткинской больнице. Как-то в моей палате открывается дверь. Стоит Ширвиндт: « В этой палате лежит человек, именующий себя писателем?» Мужики переглянулись: « Вот он, у окна ». А Шура продолжает: « Так вот. Этот человек уже год скрывается от уплаты алиментов и называет себя писателем Аркановым. Не верьте ни одному его слову – это аферист ». И как мне ни было больно, я стал просто ржать. Он подошел ко мне, и мы забыли эту дутую обиду. Договорились раз и навсегда: когда он рассказывает эту историю – виноват я, когда я – он.
Âåðà Âàñèëüåâà, àêòðèñà Òåàòðà ñàòèðû:
– Всегда кажется: если баловень судьбы, остряк, от шуточек которого все со смеху умирают, умеющий обаять, красавец – то вроде как в его психологии должно быть заложено принимать все как должное. Я наблюдала за Ширвиндтом долгие годы. Когда кто-то у нас в театре заболевал или когда кого-то мы теряли, он всегда был очень непоказно сострадающим человеком. Этот контраст мне всегда бросался в глаза. И поэтому, когда сейчас Шура занимает такой ответственный пост руководителя нашего театра, прежде всего я ему сочувствую. Это большой груз ответственности: за театр, за каждого артиста. А при наличии не циничного, а доброго, как у Шуры, сердца – очень тяжелая ноша.
Сама я стремлюсь, чтобы между нами соблюдалась какая-то дистанция. Все-таки он – худрук, я – актриса театра. Но сам он старается, чтобы никто из нас не чувствовал себя в роли подчиненного. Наоборот – дает понять: я все тот же, и вы будьте со мной такими же. Да, безусловно, за последние годы наши с ним отношения немножко изменились. Теперь я прислушиваюсь к тому, что он считает хорошим в искусстве, что плохим. Это не
www. russiantown. com
Баловень судьбы. Вальяжный, лощеный. Со всеми без исключения – « на ты ». Щеголь, ни на минуту не расстающийся со своей знаменитой трубкой. Блестящий ерник и хохмач, одним лишь словом убивающий соперника наповал.
Скромный. Ранимый. Не терпящий фальши и показухи. Заботливый товарищ. Если друг – то на всю жизнь. А если враг …
Впрочем, сегодня не тот случай. О юбиляре – или хорошо, или ничего. Тем более когда говорят друзья. А их у человека-контраста Александра Ширвиндта, который 19 июля отметил свое 70-летие, – превеликое множество. Им и слово.
С ГЛАВНОГО « САТИРА » СОРВАЛИ МАСКУ
означает, что всегда соглашаюсь, но я хочу его понимать. И, мне кажется, понимаю. Не знаю, как для всех остальных актеров театра, но нас с Ширвиндтом связывают колоссальные годы жизни, которые не были омрачены ничем плохим. Поэтому манера общаться остается все той же: он – Шурочка, я – Верочка. А если иногда, входя в кабинет, я говорю: « Александр Анатольевич …» – он сразу же меня обрывает: « Ну, Верка, хватит!» Ëåâîí Îãàíåçîâ, ìóçûêàíò: – Чем он всегда отличался, так это присутствием духа и огромным чувством самоиронии. Никогда не притворяется, ни к кому не изображает повышенного внимания. В секунду понимает, с кем имеет дело. Как-то после концерта к Шуре подошел познакомиться ну очень приятного вида человек. И чтобы привлечь внимание, решил перед Ширвиндтом блеснуть юмором. Какой-то каламбур изобразил – банальный, общепринятый. Шура посмотрел на него и своим несколько ленивым, протяжным баском произнес: « Это шутка, наверное ». Человек сразу сник, как будто из него выпустили воздух.
Чего он терпеть не может – это фальши. От друзей особенно. А есть такие компании, где люди говорят какими-то заготовленными фразами, произносят тосты – угадываешь каждое следующее слово. А Шура не выносит тривиальности, потому что сам выражает свои мысли очень кратко и оригинально. В 78-м году, помню, Александр Анатольевич ставил нам с Винокуром первый сольный концерт, в котором мне надо было произнести целый монолог. Мне, до этого никогда не говорившему на сцене. В принципе актерски я мог это делать, но вот что-то застопорилось. Своеобразный страх невесты – длится он одну секунду, но это надо пережить. « Шур, слушай, – говорю ему, – а может, как-нибудь так поставить рояль, чтобы меня не было видно?» – « Ага, – говорит, – давай еще из-за кулис … А! Лучше всего – сиди в гримерке. Услышишь реплику Винокура, и сам себе и скажи ». Подумал еще немного и говорит: « И вообще, чего это я тебя уговариваю – сломай себе целку сам. Потому что никто этой грязной работой заниматься не будет ». Но это не цинизм в данном случае, не пошлость – просто такой режиссерский ход.
Ìèõàèë Äåðæàâèí, àêòåð Òåàòðà ñàòèðû:
– Я знаю Шуру практически с послевоенных времен. Ему было 13, мне – 11. В гостеприимном доме Дмитрия Николаевича Журавлева, замечательного чтеца, всегда собиралась приятная разновозрастная компания – там-то мы с Шурой и познакомились. Очень хорошо помню нашу первую встречу. Он приехал к Журавлевым на собственном велосипеде « ЗИЧ »( завод имени Чкалова). По тем временам роскошь необыкновенная – никто из нас о таком и мечтать не мог. Он поставил свой велосипед в палисаднике около дома, а мы, мальчишки, все любовались на это чудо техники. Кстати, Шура первым из нас приобрел и автомобиль. До сих пор помню: « Победа », с номером ЭВ-4451. Шура во всем был первопроходцем. Помню, опять-таки по детству, как я ему завидовал: он так красиво пил шампанское! Нам-то на елку позволяли только лимонад, а этот стоял с бокалом шампанского. Прямо как взрослый. Смотрел на него и думал: « Поскорее бы вырасти – тоже буду пить шампанское ».
А теперь Ширвиндт старше меня не только по возрасту, но и по должности. То есть он – художественный руководитель, а я – простой артист. С удовольствием ему в этом подыгрываю. Шура вообще очень мудрый человек – всегда прислушиваюсь к его советам: и творческим, и житейским. А если и делает какое-то замечание, то оно почти всегда точное. И ни в коем случае не обидное.
Работать с ним, надо сказать, – одно удовольствие. Недавно прошла премьера нашего спектакля « Швейк, или Гимн идиотизму », где я выхожу на финальную сцену. То есть момент – наиответственнейший. Когда репетировали, я видел, как он на меня смотрел, как улыбался … Сидит где-то вдалеке мой старинный друг и улыбается – что может быть дороже.
Åñëè áû åãî ðàçûñêèâàëà ìèëèöèÿ, òî çàäåðæàëà áû ñðàçó. È ãðèì ñ íàêëàäíûìè áðîâÿìè íå ïîìîã – óæ áîëüíî âûäàþùàÿñÿ ôàêòóðà. Èòàê, Àëåêñàíäð Øèðâèíäò.
Особые приметы – высок. Статен. Дородность, породистость и вальяжность срослись в нем, как три сестры, и не кричат: « В Москву, в Москву!». Он сам – давно неотъемлемая часть столицы, Садового кольца и Театра сатиры. Волоок. Взгляд идет медленно, но пробивает насквозь: у особо слабых особей ноги сами подгибаются. Но на это он не клюет.
Вообще, если смотреть правде в глаза, то можно сказать, что никакой он не Ширвиндт, а, как заметил его гениальный друг Григорий Горин, русский человек Ширвиндов, работающий в паре с Державиндтом. И своей манерой жить, которую завел давным-давно, оправдывает эту хорошую русскую фамилию.
Во-первых, Ширвиндов из Театра сатиры всем напиткам предпочитает водку. Многим хорошим словам – очень крепкие выражения. Облапошить его ничего не стоит, и он, как простой русский человек, не пойдет искать правды, а махнет рукой, ругнется и выпьет. Ну и наконец, доказательство истинной натуры г-на Ширвиндова – великое русское терпение. Когда на сцене или в театре дело не идет, он медленно закипает, но терпит, все реже подает реплики из зала и становится совсем вялым. Но вялый не значит неопасный. В какой-то момент этот вулкан взрывается. Извержение происходит мгновенно и состоит из трех слов – глубоко и задушевно русских: ё. т. м.
Короче, всем ясно, что его краткость – сестра того самого таланта, что сопровождает Александра Ширвиндта всю жизнь. С того момента, как он впервые пошутил, и до сих пор считается самым остроумным мэном Москвы. До первого его выхода на сцену, которая только проявила его яркую и неповторимую актерскую индивидуальность. А именно – породистость, вальяжность, волоокость в сочетании с несуетливым остроумием высшей пробы и парадокса. А парадокс в том, что для героя-любовника Ширвиндт слишком умен, а для характерного типа – слишком красив. На этом « слишком » Александр Анатольевич балансирует, как на натянутой под куполом цирка проволоке. Делает он это эффектно и блестяще.
� № 9( 14) сентябрь 2004 г.
33