Новости выставок
Как ни парадоксально, в кризис смерть стала дороже жизни. Из-за отсутствия отечественного сырья цены на похороны выросли вместе с курсом доллара.
Якушин медленно обходит свои владения. Он осматривает памятники с фотографиями умерших знаменитостей, поднимается на второй этаж и подходит к стенду Музея мировой погребальной культуры. Там девушка в траурном платье XIX века раздаёт фирменные блокноты в форме гроба и рассказывает про модельки катафалков. Якушин идёт к стенду с урнами для праха, берёт одну из них и внимательно рассматривает. С панно на стене, где изображена история человеческих полётов от первых попыток до космического корабля, грустно смотрит Икар, как будто бы хочет сгореть на солнце дотла, чтобы его прах засыпали в одну из урн.
— Во времена Ельцина у нас минимальный комплекс услуг стоил 3 000 рублей, и никто не покупал, потому что он слишком дешевый и примитивный,— и это теперь называют очень бедной страной?— вспоминает Якушин.— Сейчас мы предлагаем худший комплекс, там гроб чуть ли не со щелями, обтянутый какой-то ужасной тканью, за 20 000 рублей. И его берут, учитывая, что 6 000 государство компенсирует. У людей нет денег. Что такое 20 000? У нас в Новосибирске средняя заработная плата 29 000, то есть люди не работают. Приходишь в похоронный дом— сидят пять человек, плачут, приехали из Академгородка, все ученые, а у них нет денег похоронить маму.
Пока три богатыря переглядываются с Иисусом Христом, краснодеревщик Олег Максименко отрывисто рассказывает о своей жизни:
— Я пятнадцать лет занимался элитными деревянными лестницами. Когда начался кризис, решил чуть-чуть сменить профиль. Купил станок ЧПУ. И тут Сергей Борисович Якушин предложил мне заниматься похоронными принадлежностями,— говорит Олег и пытается прорекламировать мне импортную краску.
По словам Якушина, кризис и санкции вымывают с рынка бутафорную продукцию и стимулируют отечественных производителей активно осваивать похоронную отрасль, но пока это только намечающиеся тенденции. У стенда с картинами русских живописцев XIX века и иконами, вырезанными из дерева, одиноко сидит немолодой мужчина в очках, у него мохнатые седые усы.
В конкурсе на звание лучшего церемониймейстера в этом году участвуют только двое: Наталья и Вероника. Их задача— оформить похоронную комнату, используя предметы, хаотично расставленные по красному ковру в центре зала. Они по очереди пытаются что-то сказать, но Сергей Якушин прерывает их и из судьи конкурса превращается в единственного его участника.
— Все элементы театра присутствуют на похоронах!— говорит директор Новосибирского крематория и начинает скрупулёзно выстраивать мизансцену, как будто бы только он один в этом здании знает, что похоронная комната в царское время называлась лафетой, что крест должен стоять по центру, а портрет покойного— справа, и что венки на церемонии— моветон.
Сам Сергей практически ничего не двигает. Как только он бросает косой взгляд на чашу для пожертвований, церемониймейстер Константин в чёрной фуражке и с серьгой в левом ухе перетаскивает её, куда нужно. Только директор крематория протягивает руку, и в ней тут же появляется белая фарфоровая чашка, из которой он прихлёбывает, отодвигая микрофон ото рта. Члены жюри следят за действиями своего коллеги с нескрываемым любопытством.
Похоронный дом 01.2017 13