«Саломея», написанная Рихардом
Штраусом по пьесе Оскара Уайльда –
опера скандальная. После дрезденской
премьеры в 1906 году, ее запретили
исполнять в Венской опере, поэтому
пришлось показывать ее в Граце, куда
съехалась вся интеллектуальная эли-
та, – с этой истории начинается пре-
мьерный буклет нынешнего спектакля.
И действительно, в опере отразился и
спрессовался весь «закат Европы» на-
чала XX века, последние годы необык-
новенно пышного интеллектуального
цветения и упадка. Именно на этой
умозрительно-интеллектуальной сторо-
не оперы сосредоточился Марат Гаца-
лов в постановке, где нет ни «танца семи
покрывал», ни отрубленной головы
Иоанна Крестителя. На фоне черного за-
дника, огромная трёхэтажная конструк-
ция (сценограф – Моника Пормале), из
которой выстраиваются буквы «С» – Са-
ломея, «ОН» – Пророк Иоканаан, «СОН»
– «жизнь – есть сон», а действие раз-
вивается как по горизонтали, так и по
вертикали. Герои одеты в странные бе-
лые костюмы (MAREUNROL’S), в которых
сложно угадать временные или нацио-
нальные признаки. Саломея тоже вся в
белом, вплоть до белого же парика, Ио-
канаан – в черном. Впрочем, красный
цвет тоже появляется. В определенной
мере постановщики последовали поже-
ланию самого Штрауса: «Неистовство-
вать на сцене и перед ней – это уж слиш-
ком! Достаточно оркестра!» Собственно
этот неистовый, переливающийся всеми
красками оркестр под управлением Ва-
лерия Гергиева был полноправным ге-
роем действия. Дирижирующий Гергиев
показался на миг и визуально: проплыл
черно-бел