Черный ангел, ангел смерти, предупреждает Белого, который хочет вселиться в Рыженькую и наделать ее руками добрых дел: ее сегодня в овраге изнасилуют и убьют. Финал сказки потрясает. На пустыре ублюдки пытаются изнасиловать Рыженькую. Черный стоит рядом, говорит Белому, вселившегося в официантку:“ Ну хватит, голубь, вылезай. Тебе что, мало?” И тут происходит невероятное. Полузадушенная женщина исторгает немыслимой силы звук. Этот вой сливается с воем и плачем девчонки, родившей в больнице уродца: рядом химкомбинат... Вой заполняет ночное пространство города, поднимается к небу.“ Люди прилипали к окнам, выпрыгивали из кухонь и спален, выходили на улицу. Им было страшно. Кто-то сказал, что так, наверное, трубят ангелы перед Концом Света, а кто-то возразил:“ Чепуха! Просто люди празднуют, выпивают. Рождество ведь! Христос родился!” Какое смелое смешение высокого и низкого, уродства и красоты, мифа и жестоких до бесстрастности документальности картин бытия... Конечно, два ангела, Черный и Белый,- мифологический прием, оправдывающий и объясняющий на уровне вечности дикие людские реалии, страшные – и привычные – константы цивилизации. Но этот прием срабатывает безотказно. Маленькая сказка-новелла превращается в философскую притчу крупного порядка. И в то же время автор нигде не теряет счастливого дара сюжетной живости, киношной динамики повествования. Алене Жуковой нигде, на протяжении всей книги, ни в одном рассказе не изменяет ЧУВСТВО ВРЕМЕНИ: не только художническое чувство своего – нашего!- непростого времени, с его сгущеньем трагизма, с его попыткой радости наперекор всему,- но и чувство временнОй меры внутри самого повествования. По сути, каждый рассказ – это маленький фильм, такая удивительная короткометражка, снятая рукой опытного мастера. Алена Жукова – еще и яркий стилист. Ее проза с виду прозрачна и проста, но автор в полной мере владеет тем уровнем мастерства, когда простота и ясность, грациозная непритязательность изложения скрывает внутри неожиданности, возможность уместить историю целой жизни в один абзац:“ В прошлый раз все было: елка, гости, подарки. А чем кончилось? Встречали всей семьей, а провожать – одной. Первым ушел муж, потом – дочь. Оба влюбились без памяти. Даже кошка по весне сошла с ума и сбежала в поисках любви. Так никто и не вернулся”(“ Два кольца, два конца...”). Пружинистость, концентрация напоминает стихи. Максимум информации в минимуме объема. Эта сжатость, этот лаконизм – не самоцель. Алена Жукова – опытный живописец, она знает, как делать красивые вещи, ее кисть широка и свободна, а мазок точен и упрям:“ Умел он мазнуть глазом, вроде мимоходом, а потом повернуться и пристально вглядеться в муху, сверкнувшую изумрудом на солнце, в пятно плесени на стене, похожее на карту мира...”(“ Диван”). В этом абзаце – тайный творческий портрет самой Алены Жуковой: глаз ее необыкновенно точен, он подмечает все – от мелких, но необходимых для полноты картины деталей до крупности образа и смысла. Любой рассказ здесь держится на образе. Для прозаика это самое ценное, что только может быть, ибо лишь внутри образа – та поэзия, без которой настоящая проза немыслима. Автор не только“ мастер трагедии”, не только драму жизни видит и пишет. Алена Жукова не чурается и юмора(“ Васька, брысь отсюда!”- замечательный этюд о взаимоотношениях кота и людей), и нежной, печальной лирики(“ Сказка о перекрестке”): это говорит о том, что
14