В армейском центре, в больших, светлых классах толстые солдаты смотрят учебный фильм. Напряженный момент: вооруженные до зубов десантники в камуфляже совершают марш-бросок по пересеченной местности. Не сводя глаз с экрана, солдаты что-то жуют и тяжело дышат. В перерыве они идут в бар, пьют пиво играют на дорогом бильярде и обсуждают увиденное. Боевая подготовка окончена, все идут к машинам и едут домой. Родители солдат – обычно, иммигранты первого поколения – с восторгом следят за службой своих детей. Многие приехали из стран, где ценят человеческую жизнь и стоит она недорого. Они могли бы рассказать много интересного, но благоразумно молчат. Их жены, завернутые в какие-то одеяния, из амбразур смотрят круглыми глазами как бравый майор в клетчатой юбке и берете с ярким помпоном, по очереди вызывает солдат, каждому пожимает руку и благодарит за службу. Вспышки- они фотографируются с ним на память. Хотя земля очень дорогая, кладбища почему-то не сносят и не строят на этом месте. На улице Янг, в центре Северного Йорка, между небоскребами несколько надгробий. Плиты треснули от старости, буквы плохо различимы. Последняя пристань тех, кто жил и умер здесь, когда это была затерянная в полях ферма. Летним солнечным днем приехали спокойные, неторопливые работяги и все отремонтировали. В нормальной стране давно бы уже поломали эти надгробья, потом подогнали бы экскаватор, сгребли и набросали в самосвалы землю, вперемежку с обломками гробов и костями и увезли. А потом на этом месте гуляли бы мамаши с детками, парковали бы машины... Ссорились, мирились, разводились, орали песни. А тут – ничего. Спит человек вечным сном и все. Эта жизнь засасывает, затягивает, как в омут. Все чего-то ждут, как в театре: музыка, вот-вот поднимется занавес, начнется спектакль, новая пьеса. Вот, тронулся занавес... Нет, это кто-то пробежал за кулисами. Хорошо хоть успели купить билеты... В одной из центральных газет репортаж из тюрьмы – minimumsecurityprison. Сидят четверо. Обычный двухэтажный дом в « спальном » районе. Такой купишь, будешь выплачивать 30 лет. Прекрасно отремонтирован, со вкусом обставлен. В гостиной огромный телевизор, новый кожаный диван, журнальный столик с кучей журналов. Преступники показывают корреспонденту большую, светлую кухню. Громадный холодильник набит продуктами, их регулярно приносит охрана. В ящике полный набор огромных ножей. Лужайка перед домом огорожена двумя горизонтальными рейками, по высоте чуть ниже колена. Перешагнешь- побег. Сидели бы они так в нормальной стране? Что бы они ели? Таскали бы им вертухаи мешками шамовку и дарили большие ножи? У знакомой улетел волнистый попугайчик: клетка была не заперта, а окно открыто. Она решила дать объявление в газету. В городе больше трех миллонов жителей – какой попугайчик? В лучшем случае, его давно съела кошка. Опубликовала. Через два дня звонок. На другом конце города попугайчик залетел к кому-то в окно. Они купили ему еду, поилку, новую клетку – в ней и привезли. Захотелось ему что-то кардинально изменить в своей жизни. Увидел город с высоты птичьего плета. Получил новую клетку. Недавно, перед рассветом, в центре жилого массива, взлетел на воздух газовый завод. Взрыв был такой силы, что за несколько километров дрогнули стены. На сотни метров поднялся в небо клубящийся огненный смерч. Все новостные агентства мира сообщили о страшном взрыве в Торонто. Пожилой пожарный приехал, увидел и умер от разрыва сердца. Люди, кто в чем был, выскакивали из домов и бежали из огненного ада. В нормальной стране объявили бы траур, считали и хоронили погибших... что говорить. Умер пожарный, повылетали стекла, енот свалился в мусорный бак, кот упал с крыши и остался заикой. Мя-я... я.. а... у-у... Тоска.
101