Это же мы видим на примере Арканара. Столкнувшись с этнически и культурно разнородным обществом, земляне оказались полностью бессильны перед законами исторического развития. Любое вмешательство только усиливало неравенство и жестокость, а машины оказались бесполезны в деле нравственного просвещения.
При этом местные жители не выглядят глупцами или дегенератами. Во многом они даже превосходят прогрессоров в силу своей приспособленности к жестким условиям. Дон Ребе выстраивает эффективную политическую интригу, которая позволяет переиграть землян, несмотря на их чудовищное техническое превосходство. Революционер Арата, рискуя жизнью, раз за разом пытается найти справедливое социальное устройство. Добродушный барон становится Румате другом и соратником, а Кира— любовью и смыслом жизни.
Все окружающие прогрессоров персонажи— не убогие калеки и сумасшедшие, а живые и абсолютно адекватные своей среде люди. Да, их мир страшен и жесток, они вынуждены жить и действовать в рамках своих представлений о нем. Более того, именно их поступки кажутся здоровыми и естественными в отличие от хирургических операций Руматы, который все время колеблется между невмешательством и насилием. Все его представления о правильном и ложном рассыпаются в пыль, как только ему приходится принимать нравственный выбор, когда с чистыми руками остаться страшнее, чем испачкать их. В этот момент трудно сказать, кто кого колонизирует— Румата покоряет новый мир, или Арканар осваивает Румату. Процесс проникновения явно идет в обе стороны.
Эпоха произведения Германа совершенно иная. Временная дистанция между выходом повести и фильма поглотила почти весь контекст Стругацких. На мой взгляд, фильм отражает скрытые тектонические процессы, которые сотрясали души творческой советской интеллигенции на сломе эпохи. Распад Союза вызвал не только тотальный экономический и общественный кризис, но и полностью дезинтегрировал всяческие нравственные ориентиры. Меньше чем за четверть века нам удалось разочароваться сразу в двух идеологиях: вначале рухнули иллюзии о коммунизме, а через десять лет все стало понятно и про невидимую руку свободного рынка.
Эти идеологические карусели оказали чудовищное влияние на советских « физиков и лириков », которые окончательно потеряли берега в своих подзорных трубах. Проиграв мировую идеологическую войну, советская интеллигенция замкнулась в отрицании окружающей действительности. Естественным объяснением неудач стала непригодность людей к восприятию их идей и концепций. « Народ не тот ». Поэтому и появилось огромное количество картин перестроечного периода, который, как никогда, был богат « чернухой » про грязную человеческую изнанку. Такое кино по инерции докатывается до нас и сейчас, недаром такая полемика разворачивается вокруг фильмов Никиты Михалкова, где советские солдаты выведены ублюдками еще похлеще арканарских серых.
Этот кризис мироощущения отражается в киноленте Германа столь остро, что диву даешься. Средневековый мир превратился в захлебывающийся в слякоти парад убогих, а прогрессоры деградировали из отважных исследователей и ученых в плачущих диссидентов-болтунов, которые собираются на кухне за свежими политическими анекдотами. Главный герой теряет всякую способность действовать и убеждать, большую часть фильма он тихонечко играет на своем саксофоне, явно раздосадованный, что собственная прислуга брезгливо затыкает уши от его творчества.
Красота в глазах смотрящего, но и уродство тоже. Мир Германа настолько филигранно безобразен, что история Арканара просто обязана завершиться резней. В ключевом диалоге Руматы с философом Будахом режиссер внес важное изменение. В повести ученый просит Бога сделать человечество более совершенным или дать ему развиваться самостоятельно. В фильме— просто уничтожить.
В своей всесильной никчемности Ярмольник-Румата более страшен, чем все окружающие его пляски смерти. Замазав глаза дегтем, он видит только мрак и грязь. Мы— нет.
26