– Ваша супруга , с которой вы знакомы с 1941 года , сказала мне , что вчера вы спросили с удивлением : « Ира , неужели мне сто лет ? Я их не чувствую !» И пошутили : « Ира , а сколько же тогда тебе ?» На что она ответила : « Не скажу !»

– Ирина Алексеевна – удивительный человек . Когда она пришла в ансамбль , с ней по улице пройти было нельзя : не было никого , кто бы не обернулся вслед , – такая она была красавица . Но у меня тогда к ней не было никакого мужского чувства : я был женат , она вскоре выскочила замуж . Жизнь долго нас разлучала , мы поженились , когда мне было семьдесят лет . Это абсолютно непогрешимый человек , с ней я забыл , что когда-то в моей жизни были другие женщины . Лёгкая , смешливая , очаровательная , она всегда найдёт нужную интонацию , моментально снимет напряжение так , будто его и не было . Кстати , за всю нашу с ней жизнь , его и не было – настолько у неё развито чувство деликатности , такта . – Вы что же , ни разу не поссорились ? – А зачем ? Надо быть дураком или упрямцем , чтобы идти ей наперекор . Мы уступаем друг другу , не обсуждая мотивов . Я слишком ценю тепло и уют в нашем доме , чтобы разрушать его . Без Иры я просто не смог бы жить .

« Восемнадцать раз мне предлагали вступить в партию »

– Кто из ваших родителей оказал на вас наибольшее влияние ?

– В детстве , как всякий мальчишка , я больше тянулся к отцу . Он был очень увлекающимся человеком : окончил философский факультет в Гейдельбергском университете , буквально жил идеями социализма , был этаким тургеневским Рудиным . Но мать , полуфранцуженка , полурумынка Анна Александровна Грэн , оказалась мне ближе . Одно время мы жили в Полтаве .

И она там , немедленно , открыла свою мастерскую . Не прошло и недели , как из Киева стали приезжать к ней с заказами . Потому что узнали , что из Парижа приехала великолепная модистка . Она была гениальной портнихой : всё было в её власти , она могла сшить всё , что угодно – и шляпку , и мужские брюки . И всё – талантливо , искусно , изящно . И я очень быстро понял , что мать – по-настоящему талантливый человек . Именно от неё я унаследовал некоторую творческую жилку . Например , как она выучила русский язык – через полгода после приезда , уже говорила по-русски великолепно . А с французского на русский перейти не так-то просто . Так ей всё , всегда , легко удавалось .

– Она посоветовала вам идти в танцы ?

– Нет , отец . Видимо , настрадавшись от преследований в советское время , он сказал : « Выбери профессию , которая охраняла бы тебя от социальных катаклизмов . В любом случае , грация и выносливость тебе не помешают ». Так я попал в школу Большого театра , затем в труппу , стал солистом , балетмейстером и понял : я в своей стихии .

– Тем не менее , вы недолго задержались

в Большом театре . Не жалеете о блестящей карьере в первом театре страны ?

– Нисколько . Там слишком большая зависимость от обстоятельств , далёких от искусства , – политика , начальство . В ансамбле я сам себе хозяин , ни от кого никогда не зависел .

– А как же партия ? Руководитель выездного , известного в мире ансамбля – и беспартийный ? Как вам это удавалось ?

– Восемнадцать раз мне предлагали вступить в партию . Я честно говорил , что верю в Бога , что не готов политически . За это мне делали выговоры , замечания , даже кулаками стучали : « Как можно держать такой ансамбль и не быть партийным ?» Я отвечал : « А если я буду партийным , я от партийности хорошо буду ставить ?» В конце концов , они от меня отстали : « Хоть он и беспартийный , но полезнее любого партийца ». Потому что , если надо было разрядить международную ситуацию , посылали не дипломатов , а ансамбль – и мои артисты делали с публикой , что хотели . Так было в Финляндии в 1945 году , в послевоенной Европе в 1946 году , во Франции в 1955 году , когда мы , первые из советских коллективов , буквально сорвали « железный занавес » между СССР и Европой , а потом в США в 1958 году , – именно мы растопили лёд « холодной войны ».

« Ни одну из своих танцовщиц , я ни разу не пустил на ночные застолья на кремлёвских дачах »

– Задумывались ли вы , для чего живёте ?

– Я всегда хотел создавать вещи , которые меня художественно удовлетворяют . Так бы я сказал .

– Чаще всего , в репетиционном зале звучит ваше хлеcткое , как хлыст : « Plie !» Артисты от него буквально стонут . Зачем вам это нужно ?

– Приём plie ( низкое приседание для прыжка ) – это пружина , а значит , энергия . Без plie не может быть ни движения , ни толчка для прыжка – какой тогда танец ? На сцене plie даёт движению необходимую широту , какой нет в народных танцах . – Собственно , это основа нашей школы танца . Вы говорите трудно ? Так я никого не держу . У нас , вообще , всем танцевать неудобно – слишком много сил надо тратить .

– Глядя на танцовщиц вашей первой труппы , этого не скажешь – красавицы , как на подбор , нисколько не изможденные репетициями .

– Мои первые девчата и правда были красотками – таких сейчас нет . Вы даже не представляете , сколько раз Поскребышев , секретарь Сталина , грозил мне кулаком после концертов в Кремле , за то , что ни одну , ни разу , я не пустил на их ночные застолья на кремлёвских дачах . Но главное – они сил не жалели , чтобы создать традиции , которые питают ансамбль до сих пор .

– Про дисциплину всё понятно : класс , репетиции каждый день . Но правда , что вы запрещали своим танцовщицам курить и краситься ?

– Если это было чересчур . Сущность женщины – в женственности . Я до сих пор это ценю . Недавно я был в санатории , и мне прислали даму – инструктора для занятий лечебной физ-