Март 2005 | Page 21

21
– Джимми, – Мария неожиданно переадресовала вопрос, по-английски, естественно, сидящему рядом мужу. – Какой адвокат лучше?
Джимми откликнулся мгновенно: « Думаю, тот, которому платят клиенты. Ведь у бесплатного адвоката намного больше различного рода судебных дел, посему времени меньше. Впрочем, по квалификации бесплатные защитники зачастую не уступают платным ».
– Какие проступки совершают бывшие граждане бывшего Советского Союза?
– В основном, это семейные дела. Кражи по мелочам и не по мелочам. Краж довольно много. DUI – аббревиатура, которую в Америке все знают, – управление машиной в состоянии алкогольного или наркотического опьянения. – А мошенничество бывает? – Вы имеете в виду аферы, подделки документов? В моей практике не встречались.
– Давайте по-порядку. Итак, дела семейные.
– Масса семейных разборок. Отношения обостряются, разваливаются семьи. Это может быть было заложено там, в Союзе, но вот деваться было некуда. Казалось бы, в эмиграции семья должна быть сплочена. Нет, разъезжаются, как враги, не разговаривают друг с другом, а то и бьют друг друга. Отторжение до такой степени, что они друг с другом судятся. Это не просто родственники, это сын – мать, мать – дочь. Одни родственники приехали раньше, потом приезжают другие. И вот тут-то все и начинается … И тут во многом повинна наша « советская » психология. Но бывают и курьезные случаи. Вот, например, такая история.
Человек живет со своей женой долго-долго. Милая, простая семья. Время от времени он выпивает. Ну и время от времени он ее стукнет. Это как бы психология русского человека. Ну, и двинет-то не сильно. За столько лет она уже привыкла. В милицию по такому поводу никто ведь не обращался. Ну, он потом протрезвеет и все будет нормально.
Вот приезжает Василий в Америку. И тут-то его супруге быстро подсказывают, что если он ее здесь только пальцем тронет, то можно сразу набрать 911 и приедет полиция. И, действительно, приезжает полиция, на него надевают наручники и забирают в тюрьму. Потом, значит, его под залог выкупают и ведут в суд. Я тоже появляюсь в этом суде. Вопрос – ответ. Вопрос – ответ. Потом говорят жене:
– Мы не будем его сажать в тюрьму, но в течение года он не имеет права вам звонить, к вам приближаться, он должен свои вещи забрать и куда-то там переехать. А через год посмотрим. Он все еще в наручниках. Я перевожу: – Вася, вот так и так. Вася говорит: – Да ты че? Я ничего не понимаю. Че говорят – то? Баба-то моя.
Я еще раз повторяю слова судьи. Вася не понимает. – Моя баба-то! Перевожу жене решение суда и вижу панику на лице, страх в глазах. Она говорит: – Ну, а если мне от Васятки чего надо? Я еще раз повторяю слова судьи. – А как так? Ну, мало ли чего. Ну, жалко мужика. Как же кормиться-то? А как же постираться? Да он же без меня за год пропадет, грязью зарастет.
– Проходит два месяца. Мне звонят из суда. Приглашают на новое заседание. Она говорит: – Я хочу обвинение снять. А ей говорят: – А вы не можете снять обвинение. Потому что это уже не вы против Васи, а штат Джорджия против Васи. И только суд может постановить, можно вернуть Васю в семью или нет. Я перевожу. Она говорит: – Я очень прошу рассмотреть смягчающие обстоятельства, у нас дети. Судья говорит: – Это вообще может плохо закончится. Сейчас вы его простите, а в следующий раз он вас убьет. Она: – Да Васятка-то? Васятка-то не убьет … Такой вот конфликт культур … – Кражи по мелочам и не по мелочам … – У нас среди русскоязычного населения довольно много краж в магазинах. Кругом изобилие. Люди не понимают, что из-за 40-50 долларов закручивается целая история. Они не могут устоять перед соблазном. – Несуны. – Один мне сказал: « Зарплата-то маленькая. Макдональдс по праздникам ». Поразительная психология. Я слышала такую фразу: « Вот мексиканцы крадут и не попадаются ». То есть не раскаяние, а сожаление: « Вот дурак, попался ». А мог бы не попасться. Вот это меня поразило. Интересно. Они не привыкли к изобилию, но очень быстро привыкают к тому, что можно позвонить в полицию. Права свои в Америке они быстро понимают. А то, что нужно больше зарабатывать, чтобы купить то, что хочется, это кое к кому доходит позже.
– Мы говорим все-таки о меньшинстве русскоязычного населения.
– Ну, разумеется. Большинство – законопослушны. – DUI … – Дорожные происшествия очень часты. Нарушители не хотят признавать себя виновными. Они идут в суд. Был очень интересный случай. Забавный, для меня, по крайней мере. Здесь в судах слушание открытое. В редких случаях оговариваются специально закрытые заседания. А так – приходит, кто хочет. Люди заходят, садятся. Документов никто не спрашивает. Родственники приходят, дети … Такая « группа поддержки ». Я заметила, что часто именно наши люди ведут за собой толпу
. По-советски. « А это кто? А это мы. Это свои. Там целый ряд своих »
Открываются двери и … заходят « герои фильма « Бригада ». Группа поддержки. Рассаживаются. Начинают базар: « Ты чего, Вася, ты не виноват! Свободу Васе!» Коллективизм. Я бы хотела заметить, что одеваться, идя в суд, надо приличнее. Мне, например, очень приятно, когда ко мне подходят: « Вы адвокат?» Я так выгляжу всегда в суде. « Нет, я переводчик ». Почему-то часто люди приходят в джинсах. – Может это вызывает сочувствие? – Это вызывает только раздражение. Сидит адвокат в костюме с иголочки, а перед ним сидят люди в тренировочных штанах. Я не думаю, что это уместно. А подсудимый – молодой парень. Симпатичный. Где-то он ехал с друзьями. Было уже довольно поздно. Остановила их полиция. Видимо, он был сильно пьян. Посадили его в тюрьму. Потом его выкупили. Он спросил: « А что мне будет?» – А что ему будет? – Ну вот видите … И вы мне такие же вопросы задаете. Я же не адвокат, а переводчик. Суд состоится только в конце осени. Будет, конечно, принято во внимание, что это в первый раз. Но это – процесс долгий, последствия крайне неприятные.
– Вы замечаете у людей раскаянье, сознание того, что они сделали какую-то ошибку? Вы же рядом.
– Я замечаю скорее страх. Они перепуганы насмерть. Они приходят на суд, т. к. знают, что если не придут – будет хуже. Я видела злобу. Я видела, как огромная семья – мама, папа, дочка, дочкин друг страшно перессорились. Они все жили в одном доме, потом друг на друга подали в суд. Разбирались – чей дом, кто за дом платит.
– Каков контингент людей, которым вы переводите?
– Как правило, эти люди приехали недавно в Америку: 3-4 года. Они что-то могут говорить по-английски, но этого явно недостаточно. Тут ведь любая оплошность, любая неточность многим чревата. Потому надо быть очень осторожным. Они могут ответить на вопрос: « What is your name?» « My name is Misha ». Это они могут сказать, но дальше они будут молчать. Они просто боятся.
– Какое мнение у вас сложилось об американском суде? – Объективность и справедливость. – Вы не чувствовали со стороны суда какого-то предвзятого отношения к « русским »? Скажем, если бы на скамье подсудимых сидел американец?..
– Я понимаю, о чем вы спрашиваете. На фоне того, что пишут, ставят в кино … Я этого не заметила. Там очень много черного населения проходит, белого …. DUI, например, – 80 % белые. Иностранцы ведь это не только русские. Это испаноязычное население, китайцы, вьетнамцы …
– Вы для себя решаете, виноват – не виноват?
– Иногда возникает жуткая симпатия или … антипатия. Я думаю: « Вот, хорошо
бы отпустили, такой милашка ». Или: « О, какая гадина!» Это была у нас тема отдельной лекции. Я должна быть спокойной, я не могу кому-то симпатизировать. Хотя внутри и бурлит, и кипит.
– Если меня, не дай Б-г, будут судить, а вы меня знаете …
– Я могу отказаться. Более того, я должна сообщить, что знаю этого человека. Это мой друг. « А вы способны, мисс Макфарлэйн, быть беспристрастной?»
– Вы сталкивались с подсудимыми после процесса?
– Когда все заканчивается, многие говорят: « Спасибо, Маша ». – Подарки не давали? – Подарки … Люди, которые читали нам лекции, предупреждали, что нам будут предлагать массу всяких хороших вещей на память. « Пожалуйста, не берите ».
– Хорошо бы в судебную практику ввести « Слово переводчика ».
– Это все за кадром. В перерыве ко мне подходят две стороны, сначала одна, потом другая. Я могу это все слушать, но я не могу комментировать. Я же чувствую то, что не видно из зала, – интонацию, жестикуляцию, то, что невозможно передать в переводе на другой язык.
– Можно сделать выводы о культурном и образовательном уровне людей?
– Джимми, – Мария снова обратилась к мужу. – Что ты думаешь о русских, которые попадают в суд? – Нормальные люди. – После прочтения курса вы можете пойти учиться на адвоката?
– Нет, конечно. Мне просто по-человечески интересно работать в суде. Основная моя работа – преподавание. А это, как хобби. К сожалению, деньги, которые я зарабатываю переводами, это не деньги. Прожить на них нельзя. Мне просто очень хочется приходить на помощь русскоязычному населению. Тут важно чувствовать людей. Мне и преподавать нравится. Вот эта лицензия дается на год. Я ее уже продлила. За продление тоже берут довольно большие деньги. Но я надеюсь сдать экзамены на сертифицированного переводчика, это самый высокий уровень. Русских сертифицированных переводчиков нет. Экзамен еще сложнее. Там три или четыре этапа, перевод синхронный, последовательный, сложный письменный экзамен. Для того чтобы его сдать, надо саккомулировать какой-то опыт, что я, собственно, сейчас и делаю. Я очень хорошо понимаю, какими беспомощными люди чувствуют себя в суде. И когда я появляюсь рядом, у людей появляется чувство уверенности: они не одни.
Я дописывал этот материал, когда по телевизору сообщили о жутком случае в суде Атланты в Fulton count. Подсудимый( если так можно назвать этого подонка), прямо в зале суда выхватил у охранника пистолет, застрелил трех человек. Опасная это работа – в суде …
Лев БЕРТИН, Атланта
№ 3( 20) март 2005 г. www. RUSSIANTOWN. com

21