Июнь 2025 | Page 39

www. russiantown. com
технологии
Циркуляр, адресованный руководителям гимназий и некоторых других учебных заведений, в народе прозвали « указом о кухаркиных детях »: он пусть косвенно, но настоятельно указывал на то, что « детям кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей вовсе не следует стремиться к среднему и высшему образованию ».
« Багаж, с каким я поступил в Московский университет, был невелик. Приехал из деревни в 1897-м, а поступил в 1908-м. По существу, от сохи – в университет, – иронизировал Шмаков. – Для сравнения проведу параллель с [ советским физиком, младшим братом ботаника и селекционера Николая Вавилова ] Сергеем Вавиловым, с которым мы одновременно учились в Московском университете и были дружны до самой его смерти. Он до поступления уже знал в совершенстве немецкий и английский языки. Бывал в Германии. Имел собственную большую библиотеку. У меня же вся библиотека состояла из двух книг: « Избранные сочинения А. С. Пушкина »( дешевое издание в бумажном переплете, которое раздавали учащимся в городских училищах в связи со столетием поэта) и роман А. К. Толстого « Князь Серебряный »( подарок при окончании школы). Эти две книжки скитались со мной при переездах с квартиры в квартиру ».
В его возрасте многие современники Шмакова уже, как правило, имели высшее образование, но не могли похвастаться стабильной работой. А он какое-то время мог: ОЖД достроили к марту 1909-го. Это снизило нагрузку на студента, но и лишило его стабильного заработка.
Пользуясь введенным в 1905 году правом на свободное посещение лекций, Шмаков начал работать на строительстве земских зданий, из-за чего график его стал окончательно невыносимым: из дома он выходил в 8 утра, а возвращался ближе к 2 часам ночи – совсем не ходить на лекции он не мог, потому что отстал бы в учебе, а кроме стройки зарабатывал еще репетиторством.
Из-за этого у него практически не было друзей, хотя до нас и дошли воспоминания о том, как в свой первый Татьянин день он с товарищами пел и отплясывал под « Дубинушку » в ресторанах на Воздвиженке, к которым в обычные дни студентов не подпускали и на версту. Лишь в последний год обучения, которым стал 1911-й, он сблизился с некоторыми другими учащимися и преподавателями. И снова – из-за революционных настроений. Это сыграло колоссальную роль и в его дальнейшей судьбе, и в будущем науки Советского Союза.
НЕИЗВЕСТНОЕ ИЗОБРЕТЕНИЕ
Пока Шмаков устраивал личную жизнь и принимал участие в революциях, на Западе происходили перевороты другого характера – технологические. Идеей передачи изображения на расстояние мир увлекся еще за полтора десятилетия до появления на свет в Сновицах будущего великого изобретения.
В 1862 году итальянец Джованни Казелли нашел способ передачи на расстояние рисунков, но для этого их сначала нужно было нанести на токопроводящую медную пластину. Устройство получило название пантелеграф, но было непригодно для использования в ситуациях, когда нужно было отправить изображение без предварительной его обработки. Спустя четыре года инженер Уиллоуби Смит, тестируя подводные кабели, случайно узнал о том, что сопротивление выбранных им стержней из селена изменялось под воздействием солнечного света. Фактически это давало возможность « переводить » поток этого света, коим и является любое изображение, в электрический сигнал. Теперь задача упиралась в то, что само изображение необходимо было « просканировать », и решения поначалу не было.
Проблему, как это часто бывало в науке XIX века, решил один молодой ум. 23-летний немецкий студент Пауль Юлиус Готлиб Нипков накануне Рождества 1883 года разглядывал дома масляную лампу. Глядя на нее, он придумал использовать диск с расположенными по спирали отверстиями. Перед ним помещался предмет, за ним – мощный источник света: при вращении через каждое из отверстий проходил бы свет, фиксируя « кадр » – фрагмент светового потока – который можно было бы преобразовать в электрический сигнал.
Последовательность таких кадров называют разверткой, а основной критерий ее эффективности и полноты – количество строк, то есть количество кадров, получаемых при прохождении света через отверстия. Нипков запатентовал свое изобретение, но, судя по всему, никогда больше не интересовался этой темой. Его последующая научная карьера была не особо впечатляющей, хотя во времена Третьего рейха немецкая пропаганда и пыталась выставить его изобретателем телевидения. Сам физик не дожил даже до начала Великой Отечественной.
Его изобретение поначалу не наделало шуму в научных кругах, тем более что использовать его наработки коллеги по цеху не могли долгие 15 лет, пока действовал патент. Сам Нипков за это время так и не создал ни одной работающей модели. Исследователи в Европе тем временем предлагали самые неожиданные варианты.
Немец Артур Корн придумал, как передавать на расстояние неподвижные снимки, что стало прорывом в уголовном розыске и фотожурналистике, но телевидением точно не было. Поляк Ян Щепаник, вооружившись этими знаниями, заявлял, что готов сделать возможной передачу движущихся изображений в цвете, но до работающих прототипов дело так и не дошло. Наконец, француз Жорж Рину все же приблизился к мгновенной передаче чего-то реального в 1909 году – это были буквы, сложенные из селеновых фотоэлементов. Крест на экспериментах поставила громоздкость конструкции и высокая стоимость элементов.
ПЕРВЫЙ ПРОРЫВ
Пока Шмаков учился в МГУ, в Шотландии программу Королевского технического колледжа осваивал родившийся лишь на три года позже будущего советского изобретателя Джон Бэрд. Сын священнослужителя предпочел жизнь мирянина, поступив на факультет электротехники. После его окончания в 1911 году Бэрд вышел на службу в компании, проектировавшей распределительные щиты. Спустя три года он попытался записаться добровольцем в армию и отправиться на поля сражений Первой мировой, однако комиссия посчитала, что британец слишком тщедушен и не обладает достаточным здоровьем.
Огорченный Бэрд устроился еще в одну компанию по специальности, но в итоге бросил работу в 1917- м, чтобы открыть свой бизнес. Получилось спорно: он пытался производить термоноски, джем, удобрения и чистящие средства, но раз за разом терпел неудачи. В 1923 году он, уже 35-летний, внезапно возвращается к корням и увлекается идеей передачи движущихся изображений.
Бэрд вспомнил о существовании диска Нипкова, про который тогда уже забыл весь мир. Бэрд сутками напролет сидел сначала в одной лаборатории, из которой его выгнали из-за короткого замыкания, потом в другой, в Лондоне. В качестве расходных материалов небогатый британец использовал картон, клей, велосипедные цепи и буквально все, что попадалось под руку. Революционной стала его идея использовать в качестве фотоэлемента не селеновые ячейки, а талофидные – на основе сульфида таллия.
Первый прототип был готов уже спустя два года, но его публичная демонстрация закончилась провалом: диск с 16 отверстиями вращался с частотой 5 оборотов в секунду, но все, что удалось передать с его помощью, – размытые движущиеся пятна. Бэрд огорчился, но не отчаялся: спустя несколько месяцев ему удалось подобрать нужные характеристики: 30 отверстий, 12,5 оборота в секунду.
Транслировать лицо человека в эксперименте не получилось бы из-за его недостаточной контрастности. И тогда Бэрд остановил свой выбор на голове куклы чревовещателя. 26 января 1926 года в присутствии членов Королевского института и журналиста Times он впервые передал изображение на четыре метра из одной комнаты в другую. Так появилось механическое телевидение, рождавшееся в муках шесть десятилетий. Это стало сенсацией.
БУНТАРЬ, ЛАБОРАНТ, ВОЕННЫЙ
Не терял времени даром и Шмаков. В 1911-м, когда Бэрд оканчивал Королевский колледж, подданный Российской империи в очередной раз протестовал, на этот раз – против циркуляра министра народного просвещения Льва Кассо, открывшего ректорам вузов дорогу к силовому подавлению любых акций неповиновения студентов с помощью полиции.
Теперь по одну сторону баррикад с ним оказались ректор и его заместители, которые были моментально уволены. По мнению студенчества, это поставило крест на достижениях шестилетней давности, закреплявших автономию МГУ. Вслед за руководителями университет покинули около 130 профессоров. Среди них оказался выдающийся физик-экспериментатор Петр Лебедев, основавший на вольных хлебах собственную лабораторию. В нее он пригласил некоторых наиболее успешных студентов, среди которых оказался и Шмаков.
Выдающегося финансирования у Лебедева не было, поэтому студентам выдавали деньги лишь на приобретение реактивов и аппаратуры. Проблемы со здоровьем вынудили основателя лаборатории практически сразу отступить – в 1912 году его место занял другой физик, Петр Лазарев. Именно под его руководством раскрылся Шмаков, начав изучать закономерности отражения света цветными приборами. Ему удалось на фото разложить белый цвет на спектры и создать спектрограф собственной модели, но вскоре началась война.

⇒на стр. 40

6( 262) июнь 2025 37