Журнал Andy Warhol's Interview Россия Interview № 7 | Page 67
67
пов художников. Одни — от сохи, стреми-
тельно выстреливают и пропадают. Дру-
гие — холодные. Я отношусь ко вторым.
Так вот, 6 мая я поехал на тренировку
в спортзал, еще не подозревая, чем все
обернется. И так неудачно потренировал-
ся, что сорвал себе спину. Кое-как до-
брался домой, засел в фейсбуке и не от-
рываясь смотрел трансляцию митинга,
поминутно звоня своей девушке Изабель.
Так я провалялся дней десять и на Occupy
попал, когда лагерь уже существовал.
Хотя вру! Раз ночью режиссер Андрей
Лукьянов отвез меня на машине на Па-
триаршие, где я чудно побегал с палочкой
от ОМОНа. Потом мы поехали на «Бар-
рикадную». Там собралась возбужденная
интеллигенция, обсуждали, что скоро
приедут Собчак с Гудковым, и все будет
круто. Тут и правда приезжает Собчак,
все бросаются на нее с криками, а Ксения
прямо как пионервожатая: «Ну, ребятки,
как вы тут? Не волнуйтесь, сейчас все бу-
дет хорошо». Мы смотрим на все это и ду-
маем: «Черт, как странно! Почему они
себя так ведут?» Тогда я понял, что, не-
смотря ни на что, Собчак победит: чер-
товски не хватает опыта самоорганиза-
ции, все хотят лишь слушать медийных
персонажей. Зачем нам демократия, если
есть такие люди? Когда приехал Наваль-
ный, мы собрались сваливать, а Собчак
еще вещала: «Я с кем надо договорилась,
никого не задержат». А утром в ново-
стях передали, что Навальный задержан
на 15 суток.
САПРЫКИН: Ну она же не сказала,
о чем именно договорилась.
ЖИЛЯЕВ: Поймите, ведь когда люди
начали как-то организовываться и сво-
дить к минимуму присутствие VIP-персон,
я сильно воодушевился. Приехал в ла-
герь — ходил медленно, без дела, а вокруг
сновали одухотворенные лица, горящие
глаза! Вечером началась ассамблея (пу-
бличное обсуждение претензий к прави-
тельству. — Interview), и все изменилось.
Я испытал почти мистические пережива-
ния: люди не просто говорили в режиме
политических дебатов, они определяли
будущее себя и своей страны! Тогда я по-
думал, что это действительно событие
с большой буквы, так творится история.
Наверняка вы тоже заметили большое ко-
личество молодежи. В глазах поколения
«Афиши» нулевых я — уже олдскульный
старик, выступающий за необходимость
организации, политизацию и прочее.
Для многих же единственное возмож-
ное действие сейчас — это совместное
существование, вне зависимости от по-
литики и структур. Как бы то ни было,
с учетом близящейся коммерциализации
начального образования, с учетом про-
винциальной скудности нашей оппози-
ционной верхушки нас неминуемо ждут
новые формы жизни на границе между
политикой, этикой и искусством. Очень
важен опыт субъективации, который про-
изошел в последние месяцы. Первые ми-
тинги были важны, но после 6 мая, после
ассамблеи стало понятно, что наша жизнь
разделилась на две части: до и после того,
что произошло.
САПРЫКИН: Кстати, 12 июня была
очень крутая колонна Occupy именно
с точки зрения дизайна. Чувствовалась за
ней некая художественная воля.
ЖИЛЯЕВ: Это заслуга нашей агита-
ционной группы во главе с уличным
художником и граффитистом Кирил-
лом Кто, который сделал растяжки.
С Occupy же еще все круто получилось
потому, что почти не было лозунгов. На-
род шел и сочинял на ходу, выкрикивая:
«А-ссам-бле-я!» Или: «Окупай — осво-
бож-дай!» Или: «Гранит науки — тоже бу-
лыжник!» Сейчас Occupy активно транс-
формируется.
«ЕСТЬ несколько ТИПОВ
ХУДОЖНИКОВ. ОДНИ —
от СОХИ, выстреливают
И ПРОПАДАЮТ.
ДРУГИЕ — холодные .
Я отношусь КО ВТОРЫМ».
САПРЫКИН: И что там осталось?
ЖИЛЯЕВ: Ассамблеи идут практиче-
ски каждый день. Обсуждают создание
разного рода школ и каких-то просвети-
тельских проектов, в том числе «Школы
независимой журналистики», по поводу
которой я вам недавно звонил. Состав
там, между прочим, заявлен бронебой-
ный: помимо вас там будут Светлана Рей-
тер, Григорий Ревзин, Филипп Дзядко,
Олег Кашин, остальные — уже не важно.
(Смеется.) Из крупных медиадеятелей
пока отказался только Андрей Лошак.
САПРЫКИН: Как-то я обнаружил
в интернете интересную дискуссию по по-
воду колонки Кашина. В той колонке рас-
сказывалось про человека из «Другой
России», который попросил политическо-
го убежища в Норвегии. Кашин написал,
что правильно сделал. А Лошак возмутил-
ся: «Ну какой же он тогда революционер?
Он предатель! Вот Собчак и Гудков про-
должают бороться, а этот, дрищ какой-то,
сбежал».
ЖИЛЯЕВ: Ох, это отдельная тема.
У меня очень мрачные мысли на этот счет.
Вот вы сами, вы смогли бы уехать?
САПРЫКИН: С одной стороны, хочет-
ся, с другой стороны, западло. Поскольку
все, что я делаю, связано с языком, я не
вполне представляю, что буду там делать.
Писать поэмы, как Бродский, я не умею.
ЖИЛЯЕВ: Понимаю. У художника
есть два варианта: либо рано уезжаешь
и становишься европейским, либо поздно,
когда уже окончательно сформировался.
А в середине пути как-то глупо.
САПРЫКИН: Арсений, вообще у тебя
глаза загораются, только когда ты расска-
зываешь про Occupy. Может, ну его, это
искусство?
ЖИЛЯЕВ: Умом я нахожусь в одном
поле, а руками — в другом. Я остаюсь ху-
дожником, хотя могу участвовать парал-
лельно в политических кампаниях. Для
того чтобы политика и искусство были
предельными, их нужно разводить. Все,
что на том же Occupy было сделано в худо-
жественном плане, мне не очень близко.
При всем уважении эта живопись на об-
наженную тематику, активистские зари-
совки выглядят как бантик. Надо отли-
чать креативность от революционного
творчества масс. Манифест Occupy — вот
это я понимаю, творчество! Делать исто-
рию — вот искусство, которого нам всем
так хочется. Благодаря опыту этой вес-
ны я понял для себя пределы искусства,
оттолкнувшись от которых пошел назад.
За политику у нас в семье теперь отвечает
моя Изабель. Впрочем, не исключаю, что
рано или поздно искусство в моей жизни
закончится и начнется что-то другое.
САПРЫКИН: Может, большой спорт?
Расскажи-ка мне напоследок, как тебя
туда затянуло?
ЖИЛЯЕВ (прихлебывая пиво и затягива-
ясь сигаретой): Как видите, сейчас я нару-
шаю режим. После травмы очень рассла-
бился: нервы, монтажи. А так спорт — это
история про преодоление себя, в этом он
похож на искусство. Мне повезло с трене-
ром: его зовут Артем Долинян, он приехал
из Саратова, здоровый такой мужик, чем-
пион Евразии по пауэрлифтингу. Для ра-
ботника интеллектуального труда лучше-
го отдыха не придумать: от монотонных
движений мозг отключается.
САПРЫКИН: Правда, что от этого
возникает эйфория?
ЖИЛЯЕВ: Ага, вырабатываются эн-
дорфины. Вы когда-нибудь занимались
спортом?
САПРЫКИН: По молодости — легкой
атлетикой. Но тогда эндорфины и без ат-
летики вырабатывались.
ЖИЛЯЕВ: Оу-ееееее!
ВЫСТАВКА АРСЕНИЯ ЖИЛЯЕВА «МУЗЕЙ
ПРОЛЕТАРСКОЙ КУЛЬТУРЫ. ИНДУСТРИАЛИЗАЦИЯ
БОГЕМЫ» В ГТГ ДО 9 СЕНТЯБРЯ.