Журнал Andy Warhol's Interview Россия Interview № 7 | Page 67

67 пов художников. Одни — от сохи, стреми- тельно выстреливают и пропадают. Дру- гие — холодные. Я отношусь ко вторым. Так вот, 6 мая я поехал на тренировку в спортзал, еще не подозревая, чем все обернется. И так неудачно потренировал- ся, что сорвал себе спину. Кое-как до- брался домой, засел в фейсбуке и не от- рываясь смотрел трансляцию митинга, поминутно звоня своей девушке Изабель. Так я провалялся дней десять и на Occupy попал, когда лагерь уже существовал. Хотя вру! Раз ночью режиссер Андрей Лукьянов отвез меня на машине на Па- триаршие, где я чудно побегал с палочкой от ОМОНа. Потом мы поехали на «Бар- рикадную». Там собралась возбужденная интеллигенция, обсуждали, что скоро приедут Собчак с Гудковым, и все будет круто. Тут и правда приезжает Собчак, все бросаются на нее с криками, а Ксения прямо как пионервожатая: «Ну, ребятки, как вы тут? Не волнуйтесь, сейчас все бу- дет хорошо». Мы смотрим на все это и ду- маем: «Черт, как странно! Почему они себя так ведут?» Тогда я понял, что, не- смотря ни на что, Собчак победит: чер- товски не хватает опыта самоорганиза- ции, все хотят лишь слушать медийных персонажей. Зачем нам демократия, если есть такие люди? Когда приехал Наваль- ный, мы собрались сваливать, а Собчак еще вещала: «Я с кем надо договорилась, никого не задержат». А утром в ново- стях передали, что Навальный задержан на 15 суток. САПРЫКИН: Ну она же не сказала, о чем именно договорилась. ЖИЛЯЕВ: Поймите, ведь когда люди начали как-то организовываться и сво- дить к минимуму присутствие VIP-персон, я сильно воодушевился. Приехал в ла- герь — ходил медленно, без дела, а вокруг сновали одухотворенные лица, горящие глаза! Вечером началась ассамблея (пу- бличное обсуждение претензий к прави- тельству. — Interview), и все изменилось. Я испытал почти мистические пережива- ния: люди не просто говорили в режиме политических дебатов, они определяли будущее себя и своей страны! Тогда я по- думал, что это действительно событие с большой буквы, так творится история. Наверняка вы тоже заметили большое ко- личество молодежи. В глазах поколения «Афиши» нулевых я — уже олдскульный старик, выступающий за необходимость организации, политизацию и прочее. Для многих же единственное возмож- ное действие сейчас — это совместное существование, вне зависимости от по- литики и структур. Как бы то ни было, с учетом близящейся коммерциализации начального образования, с учетом про- винциальной скудности нашей оппози- ционной верхушки нас неминуемо ждут новые формы жизни на границе между политикой, этикой и искусством. Очень важен опыт субъективации, который про- изошел в последние месяцы. Первые ми- тинги были важны, но после 6 мая, после ассамблеи стало понятно, что наша жизнь разделилась на две части: до и после того, что произошло. САПРЫКИН: Кстати, 12 июня была очень крутая колонна Occupy именно с точки зрения дизайна. Чувствовалась за ней некая художественная воля. ЖИЛЯЕВ: Это заслуга нашей агита- ционной группы во главе с уличным художником и граффитистом Кирил- лом Кто, который сделал растяжки. С Occupy же еще все круто получилось потому, что почти не было лозунгов. На- род шел и сочинял на ходу, выкрикивая: «А-ссам-бле-я!» Или: «Окупай — осво- бож-дай!» Или: «Гранит науки — тоже бу- лыжник!» Сейчас Occupy активно транс- формируется. «ЕСТЬ несколько ТИПОВ ХУДОЖНИКОВ. ОДНИ — от  СОХИ, выстреливают И ПРОПАДАЮТ. ДРУГИЕ — холодные . Я отношусь КО ВТОРЫМ». САПРЫКИН: И что там осталось? ЖИЛЯЕВ: Ассамблеи идут практиче- ски каждый день. Обсуждают создание разного рода школ и каких-то просвети- тельских проектов, в том числе «Школы независимой журналистики», по поводу которой я вам недавно звонил. Состав там, между прочим, заявлен бронебой- ный: помимо вас там будут Светлана Рей- тер, Григорий Ревзин, Филипп Дзядко, Олег Кашин, остальные — уже не важно. (Смеется.) Из крупных медиадеятелей пока отказался только Андрей Лошак. САПРЫКИН: Как-то я обнаружил в интернете интересную дискуссию по по- воду колонки Кашина. В той колонке рас- сказывалось про человека из «Другой России», который попросил политическо- го убежища в Норвегии. Кашин написал, что правильно сделал. А Лошак возмутил- ся: «Ну какой же он тогда революционер? Он предатель! Вот Собчак и Гудков про- должают бороться, а этот, дрищ какой-то, сбежал». ЖИЛЯЕВ: Ох, это отдельная тема. У меня очень мрачные мысли на этот счет. Вот вы сами, вы смогли бы уехать? САПРЫКИН: С одной стороны, хочет- ся, с другой стороны, западло. Поскольку все, что я делаю, связано с языком, я не вполне представляю, что буду там делать. Писать поэмы, как Бродский, я не умею. ЖИЛЯЕВ: Понимаю. У художника есть два варианта: либо рано уезжаешь и становишься европейским, либо поздно, когда уже окончательно сформировался. А в середине пути как-то глупо. САПРЫКИН: Арсений, вообще у тебя глаза загораются, только когда ты расска- зываешь про Occupy. Может, ну его, это искусство? ЖИЛЯЕВ: Умом я нахожусь в одном поле, а руками — в другом. Я остаюсь ху- дожником, хотя могу участвовать парал- лельно в политических кампаниях. Для того чтобы политика и искусство были предельными, их нужно разводить. Все, что на том же Occupy было сделано в худо- жественном плане, мне не очень близко. При всем уважении эта живопись на об- наженную тематику, активистские зари- совки выглядят как бантик. Надо отли- чать креативность от революционного творчества масс. Манифест Occupy — вот это я понимаю, творчество! Делать исто- рию — вот искусство, которого нам всем так хочется. Благодаря опыту этой вес- ны я понял для себя пределы искусства, оттолкнувшись от которых пошел назад. За политику у нас в семье теперь отвечает моя Изабель. Впрочем, не исключаю, что рано или поздно искусство в моей жизни закончится и начнется что-то другое. САПРЫКИН: Может, большой спорт? Расскажи-ка мне напоследок, как тебя туда затянуло? ЖИЛЯЕВ (прихлебывая пиво и затягива- ясь сигаретой): Как видите, сейчас я нару- шаю режим. После травмы очень рассла- бился: нервы, монтажи. А так спорт — это история про преодоление себя, в этом он похож на искусство. Мне повезло с трене- ром: его зовут Артем Долинян, он приехал из Саратова, здоровый такой мужик, чем- пион Евразии по пауэрлифтингу. Для ра- ботника интеллектуального труда лучше- го отдыха не придумать: от монотонных движений мозг отключается. САПРЫКИН: Правда, что от этого возникает эйфория? ЖИЛЯЕВ: Ага, вырабатываются эн- дорфины. Вы когда-нибудь занимались спортом? САПРЫКИН: По молодости — легкой атлетикой. Но тогда эндорфины и без ат- летики вырабатывались. ЖИЛЯЕВ: Оу-ееееее! ВЫСТАВКА АРСЕНИЯ ЖИЛЯЕВА «МУЗЕЙ ПРОЛЕТАРСКОЙ КУЛЬТУРЫ. ИНДУСТРИАЛИЗАЦИЯ БОГЕМЫ» В ГТГ ДО 9 СЕНТЯБРЯ.