Журнал Andy Warhol's Interview Россия Interview № 7 | Page 66
Обычно мне говорят: «Ты же всего это-
го не видел, не застал». Это так. Зато я за-
стал эпоху гетерогенности, когда сосу-
ществовали инерционный советский быт
и признаки нового времени. Потом я по-
нял, что моим работам тяжело уместить-
ся в сугубо формотворческом варианте,
и по мере моей политизации возникли
отсылки к авангарду. Вначале это был мо-
дернистский язык с чуть критическими
нотками — такой критический минима-
лизм, популярный в нулевые. И до сих
пор постсоветские раскрученные худож-
ники, такие как Давид Тер-Оганьян,
к которым я не отношусь, так или иначе
занимаются political minimal. Это красиво,
рифмуется с мировыми трендами, безо-
пасно, наконец.
САПРЫКИН: И вот когда тебе стало
в этом неуютно, появился интерес к 20-м?
ЖИЛЯЕВ: Именно. Что-то во мне из-
менилось, захотелось большего. Первые
десяти летия после революции 1917 года —
это продуктивное время эксперимента,
продуктивное с точки зрения инноваций
искусства. Многие созданные тогда вещи
до сих пор продолжают питать западное
современное искусство.
Весной в Историческом музее мы
с Ильей Будрайтскисом делаем «Педаго-
гическую поэму». Это художнический
проект в форме образовательной инициа-
тивы. В конце он должен завершиться
экспозицией, созданной бригадным ме-
тодом по лекалам исторических музеев.
Оказалось, что если с точки зрения вкуса
первый советский музей революции смо-
трится отвратительно, то с точки зрения
духа современного искусства — совершен-
но радикально. Например, сотрудники
му зея брали из архива аутентичный трон,
сажали на него манекен, надевали ему ко-
рону из папье-маше и сопровождали тек-
стом, объясняющим исторические причи-
ны эксплуатации одного класса другим.
Полное пренебрежение разделением на
копию и оригинал! Это даже не было ис-
кусством в привычном виде. Они делали
тотальную дидактическую инсталляцию,
исходящую из авангардного импульса, со-
стоящего в преодолении границ искус-
ства и жизни!
САПРЫКИН: В Третьяковке ведь все
не так?
ЖИЛЯЕВ: Да нет, так же! По своей
идее мой «Музей пролетарской культу-
ры» является концептуальной репликой
на выставку 1931 года «Опытная ком-
плексная марксистская экспозиция» ку-
ратора Германа Федорова-Давыдова. Он
был радикальным новатором, хотя идео-
логически тяготел к школе, впоследствии
по лучившей наименование «вульгарный
со циологизм». Это довольно мракобесная
доктрина, согласно которой ценность ис-
кусства приравнивается к социальному
контексту его производства. То есть, если
ты рабочий, значит, по определению соз-
даешь хорошее искусство — поскольку вы-
ражаешь чаяния прогрессивного класса,
борющегося за освобождение. А вот если
ты буржуй, то твое искусство по определе-
нию реакционно. На своей выставке
в Третьяковке Федоров-Давыдов убрал
историческую хронологию, вслед за де-
кретом партии посчитав, что музейная
экспозиция должна раскрывать идею
борьбы классов. Руководствуясь этой це-
лью, он поместил искусство в интерь-
ерные инсталляции: феодальное искус-
ство — канделябры, красивые диванчики
и несколько картин над ними, стенд ис-
кусства угнетенных — прялки, резьба по
дереву, прочие ремесла. И так далее. Вы
только вдумайтесь: критическая тоталь-
ная инсталляция в 31 году! В мире нечто
подобное начали делать лишь в 80–90-е!
САПРЫКИН: В проектах, которые ты
сейчас вспоминаешь, важно, чтобы искус-
«ИСКУССТВО должно
БЫТЬ ГОТОВО к СМЕРТИ,
чтобы ПЕРЕРОДИТЬСЯ
в ВИДЕ истинного
ПОЛИТИЧЕСКОГО
СОБЫТИЯ».
ство было не только понятно народу,
а чтобы оно буквально создавалось наро-
дом. Пусть оно будет наивным и неуме-
лым, зато трудящиеся массы вовлекаются
в создание эстетической среды.
ЖИЛЯЕВ: Линия, связанная с возвра-
щением производственных идей и пре-
одолением границ искусства, родом из
90-х. Именно тогда художники начинали
делать лапшу в галерее и приглашали
всех ее поесть. Подобные эксперименты
делали Рикрит Тираванийя, Жанн ван
Хесвейк, Джереми Деллер. Правда, до-
вольно быстро стало понятно, что таким
образом они улучшают климат в неблаго-
получных районах и оказываются лишь
еще одной легитимирующей власть кон-
струкцией — так идея на какое-то время
умерла. Се годня же ситуация сильно от-
личается от нулевых, иначе расставлены
акценты. Теперь понятно, что эти худо-
жественные, просветительские, демокра-
тические прак тики могут быть частью
большой политической борьбы.
У художников на этот счет есть выра-
ботанный инструментарий, которым грех
не воспользоваться. Мне кажется, что-
бы твое искусство имело политический
смысл, надо идти на риск, пытаться пре-
одолевать эти границы. Нужно идти в на-
род. В августе я буду участвовать в выстав-
ке в рамках Архитектурной биеннале
фонда V-А-С. Когда куратор Катя Чучали-
на пригласила меня поучаствовать, я по-
думал: «Какое еще искусство?» И пред-
ложил сделать бесплатную прачечную
с лозунгом «Освободим Венецию от ис-
кусства!». Выяснилось, что Берлускони
закрыл все прачечные на островной ча-
сти, и волонтерам, беднякам и просто
местным жителям больше негде стирать
белье! После выставки мы с фондом ре-
шили подарить прачечную местной тюрь-
ме. Уверен, в какой-то момент можно
и нужно отказываться от искусства. Ис-
кусство должно быть готово к смерти ради
того, чтобы переродиться в виде истинно-
го политического события. Так было
с Occupy Wall Street, которая формально
началась как околохудожественная ак-
ция. В результате она потеряла смысл как
произведение искусства, зато повлияла на
жизнь миллионов людей.
САПРЫКИН: Кстати, расскажи про
наш Occupy. Извини, сейчас будет лириче-
ское отступление. Я вспомнил, как пос ле
акции группы «Война» «Ебись за наслед-
ника Медвежонка!» в Тимирязевском му-
зее, на философском факультете, студен-
тами которого являлись художники, про-
ходило ее обсуждение. И Валера Анашви-
ли, главный редактор журнала «Логос»,
сказал: «Очень важно понять: они еба-
лись в качестве студентов нашего факуль-
тета, в качестве перформансистов или
в качестве обычных граждан? От этого бу-
дет зависеть наше решение». Вот ты уча-
ствовал в Occupy в роли художника или
в роли политического активиста?
ЖИЛЯЕВ: В основных инициативах
Occupy участвовали многие художники
и деятели совриска — Глеб Напреенко,
Екатерина Деготь, Борис Гройс, Таня
Вол кова, Леша Пензин, Мария Чехонад-
ских, но при этом они приостановили
свою профессиональную деятельность.
САПРЫКИН: Та самая смерть, про ко-
торую ты говорил?
ЖИЛЯЕВ: Да. Например, сформиро-
вался определенный костяк арт-критиков,
которые писали листовки, приходили
в лагерь с ноутбуками и пытались сда-
вать статьи на месте.
САПРЫКИН: Так ты-то там в каком
качестве участвовал?
ЖИЛЯЕВ: Это драматичная история.
Последний год я увлекся спортом: осоз-
нал, что с нестабильной жизнью худож-
ника долго не протянуть, а хотелось бы
успеть многое. Вообще есть несколько ти-
РСЕНИЯ
66/ ИСКУССТВО