Журнал Andy Warhol's Interview Россия Interview № 6 | 页面 142

открылась, западный мир хотел на это
посмотреть — а значит, и купить.
ГОР: И потом, открытие — это всегда
притягательная тайна.
ДУБОСАРСКИЙ: Да, была тайна.
Альтернатива, которую Запад хотел ку-
пить. Очень понятная психологическая
тактика: купить врага. Когда Россия по-
бедила Наполеона, появилась колоссаль-
ных размеров мода на все французское.
Половина «Войны и мира» написана на
французском языке. Все дворянские дети
владели французским.
Или вот, я приехал в Тунис и понял,
что все важные римские мозаики сосредо-
точены там. Почему? Когда замочили Ган-
«В ЗОНЕ», 2005—2012.
Но если художник не будет следовать сво-
ей природе, он просто умрет.
ВИНОГРАДОВ: Или запьет. Запросто!
ГОР: К слову о галереях. В свете закры-
тий на «Винзаводе», что бы вы сказали
о художественном рынке? Двадцать лет
все терпели, а вот сейчас сил не хватает?
Вы должны об этом знать, вы же самые
продаваемые художники в этой стране.
ВИНОГРАДОВ: Ну, ситуация не кри-
тичная, а вполне рабочая.
ДУБОСАРСКИЙ: Начнем издалека.
Бум конца 80-х годов мы не застали и зна-
ем о нем по слухам.
ГОР: Я застал! 20 лет назад случился
реальный бум, и рынок был гораздо круче,
чем сейчас. Просто ориентирован он был
на Запад.
ДУБОСАРСКИЙ: Рынок, о котором
ты, Гор, говоришь, был основан на одном:
открылась граница, и весь наш андегра-
унд, все его ресурсы и энергия хлынули
вовне. Ведь сколько же было художни-
ков, как много контекстуального материа-
ла накоплено: «Коллективные действия»,
«Мухоморы», «Детский сад», Лианозов-
ская школа и много чего другого. Страна
140
нибала, римские патриции скупили вил-
лы и построили дворцы в Тунисе, потому
что страна — прямо через море от Ита-
лии. И все придворные мастера работали
там. Так что это понятный и опробован-
ный историей метод. СССР проиграл эко-
номическую войну, страна развалилась,
и они приехали сюда все забрать и осво-
ить. В конце 80-х работы покупали за
$300—500, но тогда квартира в Москве сто-
ила $3000. Я знаю художников, которые
продавали одну или две картины и поку-
пали большую дачу.
ГОР: А сколько у вас стоили картины?
ДУБОСАРСКИЙ: До 97 года, когда ку-
пили нашу первую картину, у нас они ни-
чего не стоили. В 80-е любой западный
человек за $500 мог купить хорошее про-
изведение русского художника. Эквива-
лентное произведение там стоило $50 000.
Настоящего арт-рынка у нас не было,
но доллары по отношению к рублю стои-
ли так дорого, что на эти деньги наши ху-
дожники моментально становились бога-
теями. И им казалось, что все классно.
Можно посмотреть порядок цен тех вре-
мен на наших художников на Sotheby’s —
в районе $4000. Художники были первы-
ми олигархами!
ГОР: Да, березовских еще не было.
ДУБОСАРСКИЙ: Потом еще, в 90-е
все жили в ожидании лучших времен.
В 91-м случилась война в Персидском за-
ливе, и все как отрезало: иностранцы пе-
рестали сюда ездить и покупать, посколь-
ку это потеряло актуальность. Что-то уже
вывезли, что-то показали, прошли боль-
шие выставки альтернативы, в моду вош-
ли новые имена. А внутри страны ника-
кие структуры не развивались.
ГОР: Наши дилеры в принципе не хо-
тели заниматься развитием местной сре-
ды. Воспитывать людей — долго и сложно.
А все хотели быстрых и легких денег.
ДУБОСАРСКИЙ: Ну да, получить ка-
кой-нибудь проектик на Западе куда как
интереснее. В стране дикого капитализма
стало не до искусства. И единственная
возникшая в России структура — это гале-
реи. «Айдан», «Гельман», «Риджина» —
эти в первую очередь.
ГОР: У нас ведь прошли выставки всех
мировых звезд — главным образом потому,
что для них это было ново и интересно.
А не оттого, что они такие великие, как
думали наши галереи.
ДУБОСАРСКИЙ: Все так быстро про-
шло, что в памяти слипается. С 91 года
уже началась пустота. Галереи функцио-
нировали как арт-площадки, так как
практически ничего не продавали. Ху-
дожники выживали как могли. И все жда-
ли появления арт-рынка. Помню, Витя
Мизиано устраивал у себя круглый стол:
заседали Толик Осмоловский, Дима Гу-
тов и многие другие. Все говорили о том,
как выстроится арт-рынок и все будет хо-
рошо. А Аня Свергун сказала, что ее инте-
ресует художник по имени «арт-рынок».
Что будет, когда он придет? Я запомнил
это и сам задумался о художнике по име-
ни «арт-рынок».
Так вот. С 91-го — провальное суще-
ствование. 98-й — кризис. 2001–2002-й —
начинается какой-то подъем, 2005—
2007-й — появились русские коллекцио-
неры, частные музеи. Казалось, все, на-
ко нец-то будет развиваться...
ГОР: Но грянул очередной кризис.
ДУБОСАРСКИЙ: Да. Единственными
структурами мирового уровня были пять-
шесть московских галерей. Причем их
внутренние затраты были гораздо больше
затрат галеристов в тех странах, где рынок
вовсю работает. На Западе есть свобод-
ные, некоммерческие структуры — гран-
ты, фонды, институты, некоммерческие
пространства, музеи, а у нас всего этого
по большому счету до сих пор и нет.
Любой кризис — это тяжело. Но это еще
повод подумать и поменяться. В конце
концов, многие западные художники то-
же тяжело живут. Далеко не все участву-
ют в жизни богатых галерей.
ГОР: А из-за чего вы перестали рабо-
тать с Леной Селиной? Ты, Володя, го-
ворил, что вы вообще не хотите работать
с галереями и сами займетесь марке-
Он всегда имеет право сказать то, что он
видит и думает.
ВИНОГРАДОВ: Браво, Владик!
ДУБОСАРСКИЙ: Так когда-то кричал
наш итальянский галерист. (Смеется.)
Мы рисуем, он за спиной сидит и спра-
шивает: «Vladik, what is it?» — «It’s
a butterfly». — «Butterfly?! Bravo!»
ГОР: На практике за выставку всегда
отвечает куратор. Половина художников
не вполне в себе. Куратор же обязан быть
вменяемым человеком. Согласитесь?
ДУБОСАРСКИЙ: Все правильно. Га-
лерея или музей — это публичное выска-
зывание, а художник делает высказыва-
ние личное. И оно может быть любым.