В последнее время в интеллектуальной части
общественного пространства вновь разгораются споры
о том, чем же является история. Наука ли это или просто
область гуманитарного знания, которая не несёт в себе
никакой практической пользы? Как часто бывает, истина
находится где-то между двух полярностей. В рамках
данной статьи мы поговорим о специфике истории, а также
затронем вопросы, связанные с философией истории,
и попытаемся определить, что, всё же, история из себя
представляет. Разумеется, тема очень обширная, поэтому
некоторые аспекты проблематики мы будем опускать, что-
то упрощать и излагать сжато, но это не помешает отразить
общую идею автора.
Итак, история изучает прошлое человечества и делает
она это на основании источников различного рода. С
помощью методологии историк выявляет достоверность
источника, проводит его внутреннюю и внешнюю критику,
устанавливает причинно-следственные связи, вычленяет
ценную информацию. Сопоставив группы источников
между собой, историк приходит к установлению какого-
то исторического факта, затем он приступает к его
интерпретации. Таким образом, историк создаёт картину
прошлого.
К сожалению, физически невозможно максимально
точно реконструировать какие-то исторические события,
так как то, что уже прошло, не может случиться вновь, и
чем дальше мы уходим от изучаемого явления, тем менее
точны наши знания. Дело в том, что накапливая какое-то
количество знаний, мы в большей степени изучаем детали
проблемы, в познании которых можем весьма преуспеть,
но некоторые грани прошлого всё сильнее стираются и
ускользают от нас. Новые открытия в изучаемых областях
истории ставят ещё больше новых вопросов, многие из
которых рискуют остаться без ответа. К тому же, мы познаём
только отдельные пласты исторической реальности, то есть,
тех деятелей, те государства и институты, которые вышли
на авансцену и на что-то существенно повлияли. История
— это любая последовательность событий, увиденная
взглядом из настоящего в прошлое. Мы не в состоянии
сами определить эту последовательность. Соответственно,
мы изучаем лишь малую часть известного нам прошлого,
ту часть, которая зафиксирована в каких-то материальных
памятниках. Такого рода источники первичны, хотя если
применять комплексный подход, то можно задействовать и
устные источники. Также нужно понимать, что мы можем
изучать только то, что отражено в источниках, но сколько
всего до нас не дошло, было утеряно и по-прежнему не
дешифровано? Поэтому напрашивается логичный вывод:
если нет источника, то нет и достоверной истории.
В свою очередь, и к самим источникам возникают
вопросы. Как мы можем доверять документам, которые
были созданы людьми? Ведь автор всегда, так или иначе,
ангажирован и субъективен, на него давят какие-то
политические, мировоззренческие и прочие факторы.
Иначе говоря, автор очень ограничен. Но даже если
представить, что, скажем, летописец не политизирован и
не религиозен, то всё равно остаются проблемы. Фиксируя
какое-то событие, мы уже его искажаем, что-то не
замечаем, что-то забываем или неправильно понимаем,
в общем, человеческий мозг устроен так, что он не может
в полном объёме и всесторонне охватывать какой-то
объект, поэтому что-то всегда ускользает из виду. И вот,
летописец, даже если не хотел ничего искажать, решил
показать нам «объективность», которая, конечно же, уже,
мягко говоря, не совсем такова. И вот, проходят годы, на
первоначальный текст могут наслаиваться ещё какие-то
интерполяции, какие-то косвенные источники искажаются
или уничтожаются. В итоге получается, что до нас доходит
не то, что было на самом деле. Несмотря на это, современные
историки берутся строить какие-то гипотезы, что-то
додумывая или неправильно понимая. В итоге, мы как бы
имеем уже пересказ от пересказа и всё дальше удаляемся от
изначального события, соответственно, ни о какой точной
подлинности и научности, вроде бы, не может быть и речи.
Собственно говоря, к этому и сводится основная критика
истории как науки, впервые высказанная позитивистами
36
в XIX веке и продолженная постмодернистами в ХХ
веке. Если первые, преимущественно, апеллировали к
естественнонаучным критериям и не соответствие им
истории как науки, то вторые — к языковым практикам и
невозможности реконструкции истории на основе текстов
прошлого.
Парировать обвинения в ненаучности пытались как
профессиональные историки, так и философы, а также
многие
представители
других
гуманитарных
специальностей. Их аргументации заключается в
том, что такой подход крайне ограничен и слишком
материалистичен, ведь он абсолютно не учитывает
специфику истории. А история действительно специфична,
ведь мы не можем отмотать время назад и посмотреть, как
всё было на самом деле. Надо признать, что исторические
знания не верифицируемы так, как например, в физике.
Мы не можем провести эксперимент, проследить всю
динамику процесса, выявить неизменные закономерности,
константы и законы. В этом, безусловно, и состоит слабость
исторической науки, в сравнении с другими. Если следовать
сухому рационализму, то мы не можем ничего утверждать
относительно прошлого со 100 % уверенностью. Но, с
другой стороны, мы не можем отрицать факт наличия
какого-то прошлого. Мы имеем данные археологии,
литературные произведения, памятники искусства, которые
можем датировать как раз таки естественнонаучными
методами. К тому же, с развитием технического прогресса
появились новые виды источников — фото и видео
хроники, благодаря которым мы можем увидеть какое-то
событие воочию. Но, опять же, время не повернуть вспять,
погибших не материализовать, поэтому рационализм
критиков вроде бы как остаётся актуальным. Например,
уже совсем скоро очередной критик может спросить: с чего
вы взяли, что существовал, например, Иосиф Сталин? Вы
его видели? А кто-нибудь ещё видел? Ведь источники можно
фальсифицировать, как вы можете что-то знать наверняка.
В этом есть своя логика, но, как ни крути, это попахивает
каким-то психиатрическим диагнозом.
Соответственно, возникает некий логический тупик,
история как бы есть, но её и нет, потому что мы не можем
точно доказать её правдивость. В таком случае, появляется
вопрос: как быть? Безусловно, мы не можем отрицать
существование истории как некой физической данности,
но одной констатации мало, поэтому мы и не можем
игнорировать огромный объём информации, которое
это прошлое услужливо нам оставило. Следовательно,
с имеющимся массивом можно и нужно как-то работать.
Этим и занимается история, её вспомогательные и смежные
дисциплины. В этом ей помогает междисциплинарный
подход, который позволяет привлечь другие науки к
историческому исследованию.
Итак, исторические факты существуют, поскольку
существует история, независимо от того, познаны они
или нет. На основании разных источников мы можем
говорить о жизни какого-то деятеля, о какой-то войне,
развитии государств и институтов. Но когда мы пытаемся
расширить поле факта, то есть пытаемся его объяснить
и интерпретировать, здесь уже начинаются некоторые
сложности. Мы не можем досконально установить детали
определённого события или области жизни какого-то
деятеля. Почему Наполеон поступил так, а не иначе? Что
стало точным мотивом какого-то его действия? Какое
точное соотношение сил было в Пелопонесской войне?
Etc…
Именно в области интерпретаций возникают догадки,
натяжки и противоречия, что порождает идеологические
споры, в результате чего мы имеем несколько версий
одного и того же события. Становится ли от этого
факт, подкреплённый верифицируемыми источниками
фальшивым? Пожалуй, что нет. Ведь источники не
создаются просто так, ради самого факта создания, они
имели в себе какую-то функцию, а значит, документы всегда
отображают какую-то часть исторической реальности.
Исторический факт нужно отделять от факта
историографического. Исторический факт объективен, он не
зависит от сознания субъекта, факт же историографический,