10
ОфициOZ
что-то или кого-то, в кого метят. Но я смотрю в глаза тем, в кого мечу, милорд. Я извещаю их о том, что делаю, как извещаю себя самого.
[...]
Неизбежное смакование боли и унижения товарищей появляется в процессе, милорд. Такова природа нашей службы. И всё-таки: подобно солдату( когда одержана победа), что умножает сентиментальность вместо стыда, убыли и жалости, и я мог бы рыдать и вопить: « Ужасно! Но должно быть посему!»— и утешать себя( и вас, милорд, ибо сего-то вы и ждёте от меня сегодня). Я отвергаю сию софистику. Взамен я кричу: « Ужас! Но как он сладок!» Будь я жертвой, думаю, всё равно стоило бы научиться смаковать собственную участь, ибо и сие в равной степени— средство для усиления и подчинения чувств. Но я ищу свободу власти. Она даёт мне поле обширнее. Оттого я хватаюсь за привилегию— коей наделяет меня ваше покровительство,— привилегию власти. Я предпочту смаковать чужую боль— не свою.
Оба они— и Пьят, и Квайр— несводимы к совокупности своих пороков: предавая, они хранят безусловную верность единственному Божеству, заслуживающему верности; сплетая ложь за ложью— остаются предельно искренними, творя свою Волю. Как финал первой трилогии о Коруме суть воплощённая в фэнтези Liber OZ, так « Глориана »— монументально разросшийся последний абзац « Послания Мастера Териона »:
Осталось объяснить всего лишь ещё одно слово. В другом месте сказано— воистину, к великому для нас утешению,— что « Любовь есть закон, любовь в согласии с волей ». Это следует понимать так: Воля есть Закон, но природа этой Воли— Любовь. Однако эта Любовь— так сказать, побочный продукт этой Воли; она не противоречит этой Воле и не подменяет её собой; и если в какой-либо сложной ситуации между ними возникает мнимое противоречие, то именно Воля выводит нас на верный путь. Смотри же! в Книге Закона немало сказано о Любви, но в ней не найдётся ни слова о Сентиментальности. Сама Ненависть почти неотличима от Любви! « Сражайтесь как братья!» Это понимают все мужественные племена Земли. Та Любовь, о которой говорится в « Книге Закона », всегда дерзновенна, сильна и даже неистова. В ней есть и утончённость, но это— утончённость силы. Она могуча, грозна и великолепна, однако при всем этом она— лишь хоругвь на священном копье Воли, лишь насечённая золотом надпись на мечах Рыцарей-монахов Телемы.
« Глориана »( человек и пароход— то есть королева и роман) пропитана сексуальным, равно как и рыцарским духом и символизмом Нового Эона; её финал тантричен( как и финал другой книги Муркока— « Лекарства от рака » из Хроник Корнелиуса), он вызывает в памяти концовку « Гримуса »— первого романа ещё одного моего любимого классика, Салмана Рушди( также повествующего о Восхождении и ПреВосхождении— ибо Гримус есть Симург:
10