ТРАДИЦИИ И ПРОРОКИ
Другой важный аспект текста заключается в том, что в нём описывается именно ночное небо. Симптоматично, что и альбом, в который входит песня « Млечный Путь », называется « Уходящее Солнце », то есть, во-первых, делается отсылка к традиционному геоцентрическому символизму( Солнце уходит, т. е. движется), а во-вторых— осуществляется некоторая настройка слушателя на ноктюрнальные, вечерние тона альбома( на обложке его, например, изображены солнечные часы, которым больше нечего показывать, т. к. физического света больше нет— наступила ночь). В данном случае, необходимо подчеркнуть, что именно с уходом физического Солнца созерцателю открываются Небеса в их аутентичности( поскольку физическое Солнце— в отличие от Христа, « Света Невечернего »— затмевает звёзды и другие детали Небес, окрашивая всё в однотонный светлый цвет, в то время как на самом деле цвет Небес— чёрный 1). В тексте Калугина это особо подчёркивается: « Ушедший день пересечённым ликом // Приметил пламя белого огня, // И малое замкнулось на великом, // И Млечный Путь раскрылся для меня »,— иными словами, аутентичность Небес( в символическом смысле, разумеется) открылась лишь с уходом источника физического света, который, подобно Демиургу, искажает подлинную суть действительности. Вместо дневного света созерцателю открылся « белый огонь », звёздный свет( в данном контексте, конечно же, следует понимать это в качестве отсылки к платоническим мотивам, использованным аналогично, к примеру, о. Павлом Флоренским в сюите « Звёздная Дружба »( или Ницше в одноимённой части « Весёлой Науки »), а не к « холодному свету звёзд », о котором пишет, скажем, Говард Лавкрафт в поэме « Ньярлатхотеп »). В тексте звёздный свет и мерцание Млечного Пути сближаются с « мерцаньем голубиных крыл »; кроме того, с первых строк указывается взаимозависимость физической тьмы и разнообразных духовных явлений(« Переплетеньем сумрачных пророчеств // Пришло мерцанье голубиных крыл, // Печальный свет пустынных одиночеств // Росой молитвы землю окропил »). Голубь— традиционный символ Святого Духа наряду с языком пламени— оба символа упоминаются вместе, и фактически неотделимо от света Ночного Неба. Отсюда можно предположить, что в рамках символической структуры текста ночной свет соответствует свету метафизическому( т. е. Духовному), а дневной свет— свету собственно физическому( т. е. мирскому). Таким образом, две первых строфы( повествовательная часть текста песни) демонстрируют 1) апофеотическую направленность текста, 2) оппозицию дневного( мирского) и ночного( духовного), а также 3) тождество метафизического пламени Святого Духа и звёздного « белого огня ». Учитывая то, что именно Крещение Духом делает человека способным стать сопрестольником Христа( достичь апофеоза), очевидно, что в описанном выше контексте « Млечный Путь »— это и есть самый яркий символ « Святого Духа ». Можно даже добавить, что для античного грека или римлянина такая метафора была бы, возможно, наиболее понятной и иллюстративной.
1 Вопрос о неаутентичности дневного неба уже частично был рассмотрен мною в статье « Фиолетовочёрный: Песнь Песней царя Эдмунда »( Апокриф, № 96, 2015), где осуществляется символический разбор текста песни группы « Пикник ».
104