8
4.
Рассказать бы друзьям-альпинистам –
что такое альпийская хижина -
то-то бы альпинисты цокали языком.
Она, по российским меркам,
к ливонскому замку приближена.
Потому-то, на всякий случай, всегда стоит под замком.
Швейцарцы - люди наивные: они стопроцентно уверены,
что если замок на двери - значит, никто не войдет,
а ежели кто случайно, или ключи потеряны -
он и в своей палатке холодную ночь переждет...
Ах, доброта альпийская, эх, простота швейцарская...
Вы про меня послушайте (про Жан-Пьера не говорю):
есть во мне что-то гадкое неистребимо татарское -
вижу закрытые двери - обязательно их отворю...
Я и ползу-то тропами, зная, что мне обломится,
сам себя подгоняю: «Скорей же, скорей, скорей...»
Жан-Пьер поглядит в окошечко:
что за мудак там ломится?
Эй, открывай, злоумышленник!
Это я - Широглазофф Андрей!
- Ну и дела, - он скажет мне и чертыхнется весело.
- Ну, заходи, - он скажет мне, дверь распахнув пинком.
- Я вспоминал, - он скажет мне, -
грустную твою песенку,
жаль с языком, - он скажет мне, - я твоим незнаком...
Из навесного шкафчика он притаранит водочку,
из рюкзачка тушеночку вытащит - и на стол.
- Эх, - я отвечу Жанчику, - к водочке б да молодочку,
да, извини, напарницу я тебе не нашел...
Будет камин потрескивать громко чужими лыжами,
Будет пурга за окнами злиться и завывать...
Жаль, не дойду я вовремя до этой ливонской хижины,
да и Жан-Пьера выдумал, чтоб веселей шагать...