52
ничего не известно о влечениях сердца, или скажем печени – потому что они «знают»
свое дело, в то время как оральная, анальная, генитальная или, наконец, скопическая
зоны – всегда требуют некоторой подготовки и буквально, научения субъекта их
верного использования. Мы можем пофантазировать о том вопрошании, которое
младенец произнес бы, имей на то он возможность: «Зачем мне все это?».
Я хочу быть правильно понятым – ведь именно изначальное доверие читателя
позволит тем мыслям, которые этот текст составляют, обрести свою авторитетность.
Поэтому, я укажу, что все эти «особенные» органы, с точки зрения физиологии,
конечно же, имеют свою особенную роль, и выполняют свои функции. Так, глаза,
например, воспринимают некоторые объекты вокруг себя, во внешнем мире. Тут, на
этом базовом уровне, нам действительно, пожалуй, спорить не о чем; однако мы
столкнемся с проблемой в тот же момент, когда попытаемся осмыслить глаз не с
функциональной, а с содержательной стороны.
Верно то, что глаз видит – но как? Но что он видит? Если мы уже собрались
отвечать на этот вопрос, то следует предварить любой наш ответ следующим
высказыванием: глаза нам даны не для того, чтобы видеть.
Когда я смотрю, когда я «вижу» предмет, мне становятся известны его
очертания, цвет и, скажем, форма; но, чтобы понять, что именно в моей руке, мне
потребуется, изначально, совершить некоторое интеллектуальное усилие. «Видение»,
таким образом, презентует нам нечто новое, что привносит в наш мир нечто такое,
чего ранее в нем не было – впечатление, образ, объект, или, как сказал бы Марион,
«производит новое присутствие» [5, c. 146].
Чтобы «увидеть» в некотором предмете «нечто» нам нужен не только глаз.
Отсюда, собственно, и парадокс, что глаза – не для того, чтобы «видеть» (читаем:
распознавать), а для того, чтобы лишь передать нам некоторую информацию, на
основании которой, мы конструируем некую новую действительность. Мы, в
сущности, не «видим» реальность, а лишь собираем ее из окружающих нас
объектов. Располагая вещи в том, или ином порядке, мы создаем «субъективный»
взгляд на мир, в котором один способен заметить красоту заката, а другой отметить
неопрятность подоконника, на который солнечный свет падает. Мы становимся
наблюдателями и участниками того, что Мерло-Понти называет «сырым, или диким
бытием» (т.е. воспринятым миром) [6, c.245]. Чтобы бытие стало тем, за что оно себя
на самом деле выдает, ему требуется Символическое. Мир же, терпящий убыток
Символического становится вселенной психотика.
Таким образом, «функция глаза» заключена отнюдь не только в восприятии
внешнего мира; сама же работа «видения» происходит уже за пределами глаза – на
основании существующего опыта, и многих других предпосылок, в том числе,
психологических. Только так мы в большей или меньшей степени достоверно можем
описать или даже назвать своими именами вещи. И весь этот процесс – не будем
бояться повторяться – выходит за пределы самой физиологической функции «глаза»
также, как идея сексуального удовлетворения выходит за пределы исключительно
физиологической составляющей гениталий.