53
II
Итак, выше мы ознакомились с одной функцией глаза, которую назовем
«видение» - ее задача позволяет нам неким образом «видеть», если не угадывать,
окружающую действительность. В некотором смысле, это платонизм – мы видим
лишь вещи, не постигая самих идей. С этого же вопроса начинается и понимание
науки, как особой формы познания, претендующей на возможность виденья
сущности, а не лишь явления, как такового. Видение позволяет нам понять, что за
предмет перед нами, но не вдаваться в содержание самой сути и смысла.
Вот тут-то
мы и сталкиваемся с проблемой, которая субъекту,
обращающемуся к аналитику, хорошо известна: «видение» себя самих не позволяет
нам в полной мере нечто узнать о себе, «познать» себя без посредника в виде
зеркала, отражения. Нам говорят о том, что пациенту нужен «посторонний» - но не
наблюдатель, а скорее отражатель образа. Почему речь идет об отражении? Оно
предполагает пассивное участие, фактически лишь акт передачи увиденного, вот
почему, даже плохой психоанализ или терапия, вполне может сослужить субъекту
добрую службу. Наблюдать же означает делать выводы и возвращать искомый
отпечаток в некотором уже измененном виде: не доверяя воображаемому образу,
аналитик возвращает его уже с сомнением, которое унаследует и сам субъект в
виде принимаемой им интерпретации.
Таким образом, мы говорим об особенной функции Другого – функции
взгляда, которая, как нам становится ясно, выходит за пределы, собственно, видения.
Слова «видеть», «смотреть», «любоваться» прочие «поедания глазами» – описывают
некий процесс, действие. Но что же такое взгляд? Является ли он, строго говоря,
действием,
лишь «смотрением»? Нет, взгляд, предположительно, исходит из
«смотрения», но обладает и собственной независимостью; взгляд можно бросить,
взгляда можно испугаться. Взгляд может остаться даже тогда, когда глаза, его
оставившие, исчезают. Сложность определения заключена в формулировке: мы
описываем взгляд как глагол, а стоит описывать его как существительное.
Приведем обширную цитату из Сартра, навеянную ему, по-видимому, его
военным прошлым:
«Всякий взгляд, направленный на меня, обнаруживается в связи с появлением
чувственной формы в нашем перцептивном поле, но в противоположность тому, что
можно было бы думать, он не связан ни с какой определенной формой. Конечно, то,
что чаще всего обнаруживает взгляд, так это направленность двух глазных яблок на
меня. Но он хорошо обнаруживается также в шорохе ветвей, в шуме шагов,
следующем за тишиной, в приоткрывании ставни, в легком движении занавески. Во
время атаки люди, которые ползут в кустах, постигают взгляд, которого нужно
избежать , не пару глаз, но всю белую ферму, выделяющуюся на фоне неба на
вершине холма» [8].
Взгляд, таким образом, является не обязательно следствием «смотрения» на
меня глаз, и может быть вовсе не связан с органами зрения другого существа – мы
попадаем в пространство взгляда через его ощущение на себе. Когда анализант
обнаруживает на себе «взгляд» аналитика, который зачастую застает его в моменты
душевной слабости, либо же, «узнает» в нем нечто, что челоевк надеялся сознательно