3
4. Необоснованным в концепции Лакана выглядит приоритет и, попросту
говоря, власть слова/знака звучащего перед словом/знаком письменным. Такая
центрированность Лакана на артикуляции и голосе порождает ряд проблем и
противоречий, связанных с пониманием истины и смысла, письма и текста, т.е. связи
бытия и знака. С критикой данного момента лакановской концепции, с позиции
метода деконструкции, выступил Ж. Деррида. Главное возражение Деррида
заключается в том, что Лакану при всей видимости отхода от традиции метафизики
присутствия (бытия) не удается преодолеть логоцентрическую традицию, которая
является сердцевиной этой метафизики [2, с. 62‒63].
5. Обращение к языку не разрешает внутренних философско-
методологических противоречий психоаналитической теории и практики. Аналогия
бессознательного и языка как способ разрешения философской апории познания
бессознательного была продуктивной, однако под давлением бессознательного
материала она
дала трещину: когда за порядком языкового и символического стали упорно
возникать симптомы Реального, это указало на пределы такой аналогии, несмотря
на всю ее виртуозную проработку в лакановской теории. Чем активнее попытки
формализовать, дискурсивно отобразить бессознательное, тем яснее предстают в
нем несводимые к языку и недоступные языковой методологии слои и уровни, т.е.
обнаруживаются
нерефлексивные,
недискурсивные
моменты
диалектики
рациональности в самом языке и в познании неязыкового объекта языковыми
средствами.
6. Очевидно, что бессознательное структурировано неоднородно: в нем есть
слои, которые образуются вторичными процессами вытеснения, они не очень
глубокие и поэтому доступны прояснению посредством языка, есть слои, которые
складываются в результате вытеснения первичных влечений еще в младенчестве, это
– бессознательное как предельное понятие, как порог мыслимого, и здесь работа
через аналогию бессознательного с языком требует своих обоснований.
7. Абсолютное господство означающего в знаке над означаемым, отделяющее
символическое от воображаемого, бессознательное от сознания, смысл от формы,
приводит к тому, что слова оказываются лишенными собственного, прямого значения.
Они наделены лишь ситуативно-переносным значением в зависимости от контекста
– означающей цепи, где все значения определяются взаимосцеплением элементов.
В этой области всеобщей метафоризации размываются границы между нормой и
патологией. Нет психической структуры, которую можно квалифицировать как
«психически здоровую», «нормальную»: «Нормальность, по Лакану, – верх
психопатологии, поскольку она неизлечима» [3, с. 40]. Невроз, психоз и перверсия,
исходя из нозологии Лакана, не набор симптомов и не диагноз, а клиническая
структура психики. Поэтому когда Лакан определяет их прямую взаимосвязь с тем
или иным расстройством речи субъекта (форклюзия, или нехватка отцовской
функции при перверсии, недостаточное число пунктов пристегивания в поле
значений у психотика, приостановка скольжения означаемых под означающими в
точках пристегивания у невротика), это оказывается не вполне обоснованным
обобщением о конституции, структуре и функционировании любого субъекта
вообще.