Михайловский разбирая весь этот фактологический материал, укрепился во мнение, что нельзя
смешивать симпатию, сочувствие с автоматическим подражанием как это делали Адам Смит и
Герберт Спенсер, но при этом считал “нельзя не признать, что между симпатией и подражанием
есть нечто общее. Это общее можно, пожалуй, выразить словами г-на Кандинского или
цитируемого им Льюиса: «Стремление приходит в унисон с окружающими людьми». Но прийти на
помощь человеку, которого бьют, и принять участие в его побиении — это две вещи разные. В
первом случае человек приходит в унисон с жертвой, во втором — с палачами.”
“Но по мере того как разделение труда проводит все более и более глубокие демаркационные
черты в обществе, стремление к унисону, оставаясь налицо, существенно изменяет свой характер
и направление: вместо сочувствия получается подражание. Сочувствие убывает, а подражание
прибывает до такой степени, что становятся возможны кровавые драки и глубокая взаимная нена-
висть между представителями различных отраслей разделенного общественного труда;
становятся возможными такая замкнутость и отчужденность, что ремесленник для купца, рабочий
для мастера, кузнец для сапожника и т. д. — есть как бы совсем другой породы существо,
относительно которого позволительна всякая жестокость и неправда. Таким образ ом, хотя
симпатия и подражание имеют в основании своем нечто общее, но совершенно разнятся по
своему направлению. При этом подражание, будучи результатом однообразия впечатлений,
наилучше питается общественным строем с резко разделенным трудом. В средние века этот
эффект был особенно силен благодаря полному отсутствию в обществе элементов, так или иначе
уравновешивающих невыгоды разделения труда.”
“В статье «Герои и толпа» была сделана попытка объединить все явления автоматического
подражания, чрезвычайно многочисленные и разнообразные и имеющие место чуть не во всех
областях жизни как органической, так и общественной. При этом оказалось, между прочим, что
явление автоматического подражания и нравственной или психической заразы находится, по всей
видимости, в самой тесной связи с явлениями повиновения, покорности. Эта попытка (очень
беглая и уже потому неудовлетворительная, да вдобавок и не конченая) привести к одному
знаменателю явления, столь разнообразные и во многих отношениях столь важные, остается до
сих пор, к сожалению, вполне одинокой. Не только в русской литературе не было сказано за эти
два года ни одного разъяснительного и вообще сколько-нибудь ценного слова по этому поводу,
но и в Европе этот вопрос чрезвычайной важности, в сущности, очень мало подвинулся вперед к
своему разрешению. Едва ли даже хоть сколько-нибудь подвинулся, потому что подвинуться он
может только в том случае, если будет взят во всей своей многосложной обширности, а этого-то и
нет.
Заключение
Н.К. Михайловский утверждал, что личность имеет право свободного выбора линии собственного
поведения и деятельности, а значит, имеет собственную моральную позицию и может оценочно
подходить к общественно-историческому процессу. Пытаясь разобраться в механизме
психологического воздействия личности на массу, Н.К. Михайловский выделял два
противостоящие друг другу понятия - "Героя" и "Толпу". При этом "героем" он называет человека,
увлекающего своим примером массу других людей "на хорошее или дурное", а толпой - массу
индивидов способную "увлекаться примером высоко благородным или низким". Он также
отмечал, что такое положение ненормально и что народ до тех пор будет "толпой" (легко
впадающей в гипнотическое, безрассудное подражание), пока каждый человек не станет
развитой индивидуальностью, обладающей активным творческим началом.