Narine_Abgaryan_Manyunya_Pishet_Fantystichesky_Roman Манюня пишет фантастЫческий роман | Page 133
как пугаться такой изуверской побудки, не умели, то старшие пубертатно-прыщавые
ребята терпеть такое надругательство над собой не желали и мстили Славику самыми
изощренными способами. Они запускали ему под одеяло лягушек, забивали горн речной
глиной и натирали мундштук зелеными еловыми шишками (жуткая горечь) или,
пробравшись в комнату ночью, намертво пришивали к матрасу одеяло по периметру
спящего Славика.
Но Славик был неунывным парнишей. Он зловредно просыпался за полчаса до общей
побудки, выковыривал из горна глину, распарывал одеяло, завязывал правильным узлом
пионерский галстук и в семь ноль-ноль поднимал на уши лагерь брачными гимнами
тираннозавров или какими другими этническими напевами доисторических диплодоков.
Младшие отряды пугались и нервно писались в ватные клокастые матрасы, старшие,
натягивая носки, мстительно придумывали новые многоходовые комбинации для
выведения из строя Славика и его адского инструмента.
Из уважения к ребятам постарше Каринка какое-то время терпела Славикову вакханалию,
предпочитая уступить аксакалам возможность расправиться с безумным горнистом. Но на
седьмой день у сестры сдали нервы, и она сняла Славика метким выстрелом из рогатки,
оборвав его опус на самом душещипательном месте. Контуженный Славик выронил горн,
а потом три дня ходил с залепленной пластырем здоровенной шишкой на макушке и
дудел значительно тише обычного.
За Славикову шишку поплатились старшие отряды. По горячим следам лагерь построили
на плацу, и Гарегин Сергеевич, гневно чеканя шаг и сверкая по-военному очами, прочитал
короткую лекцию о возмутительном факте членовредительства в рядах советских
пионеров.
— Пусть тот, кто это сделал, выйдет на шаг вперед. Это будет поступок настоящего
мужчины, — сверлил переносицы мальчиков немигающим взглядом команданте Гарегин
Сергеевич. Старому вояке и в голову не могло прийти, что его племянника покалечила
девятилетняя девочка!
— Или накажут всех! — взывал к совести проказника начальник лагеря.
Юноши сопели, разводили руками и пожимали плечами. Так как добиться признания не
удалось, старшие два отряда приговорили к недельному дежурству в столовой.
— И пусть это вам будет уроком, ясно? — грохотал Гарегин Сергеевич.
— Ясно, — раздавался в ответ пубертатный козлетон.
— Может, надо было признаться? — сокрушалась потом Каринка.
— Ты что, с ума сошла? — выпучились мы с Манькой. — Гарегин Сергеевич обязательно
нажаловался бы маме с папой. Вот бы тебе тогда влетело!
Вечером мы вырыли небольшую ямку за забором и спрятали там Каринкины рогатки.
— Понадобятся — вытащишь, — кряхтела Манька, утрамбовывая ладошками землю. — А
то если их найдут в вашем чемодане, то сразу поймут, кто покалечил Славика.