— Угум.— Когда?
— С утра. Полезла зачем-то в свою косметику и сразу заметила, что я испортила помаду, ну и …— Манька горестно вздохнула.
— И чего?
— Можно подумать, вы не знаете « и чего »,— рассердилась Манька,— и того! Оттаскала меня за уши да пребольно по попе ударила. Три раза.
— До сих пор болит?— Мы по очереди потрогали Манькины уши.
— Да не. Она не хотела меня отпускать гулять, но потом смягчилась. И сказала, что к обеду придет проведать вашу бабулю.
— Ну и ладно, главное— отпустила тебя погулять. Пойдем к Маринке, она обещала нам рассказать чего интересного.
— Пойдем!— Манино горе как рукой сняло.
Мы поднялись на четвертый этаж и позвонили в дверь тридцать восьмой квартиры. Открыл нам ничего не подозревающий Сурик. Сами того не желая, мы, как по команде, уставились ему на штаны. Сурик нервно поежился, свел колени и прикрыл рукой ширинку.
— Вы чего?— пробасил он.
— Да так,— осуждающе глянули мы на него и шагнули в коридор. Объяснять что-либо усатому тринадцатилетнему подростку, у которого между ног даже не цветочки Давида, а не пойми что, мы не посчитали нужным.
Сурик засопел и обиженно пошевелил густыми бровями.
— Идите в большую комнату, посидите пока на диване. Маринка в туалете. Срет,— мстительно заорал он в сторону туалета, безошибочно вычислив источник нашего неласкового поведения.
— Сурик, ты еще пожалеешь, что на свет родился, понял?— заклокотала Маринка.— Ахахаааа,— игогокнул Сурик и, победно хлопнув дверью, укрылся в спальне.— Марин, ты там долго?— поскреблись мы в туалет.— Да нет, скоро выхожу.
Мы прошли в большую комнату и уселись на диван. Взяли из хрустальной вазочки по горсти сушеного кизила, стали есть, отчаянно гримасничая— кизил оказался таким зубодробительно кислым, что есть его, сохраняя каменное выражение лица, не представлялось возможным. Про такой кизил в нашем городке говорят: « Засунь в задницу ослу— рванет с места со скоростью сто километров в час ». Правда, такое говорят не