— Как только Манька придет, поднимайтесь ко мне, я вам чего расскажу,— крикнула она.
— Чего расскажешь?— А не скажу!— Ну хоть намекни.
— Я бы намекнула, но у меня живот болит,— сделала жалобное лицо Маринка и с шумом захлопнула окно.
Мы с сестрой переглянулись. Маринка была неоценимым источником информации. Все важные новости мы узнавали от нее. Благодаря Маринке мы весьма туманно, но в целом представляли, как получаются дети( мужчина обнимает женщину и писает на нее), почему у Ритки из тридцать пятой такая злющая мама( у Риткиного папы завелась полюбовница), почему у тети Зои из восьмой квартиры на бельевых веревках круглый год сушатся кальсоны с начесом( она сильно простыла и теперь греет задницу тумбанами).
Для нас у Маринки всегда была припасена какая-нибудь сногсшибательная новость. Недавно, например, она шепотом поведала нам, что видела писюн своего брата Сурика.
— Представляете, девочки, он спал, как всегда, в носках, а трусы свернулись набок, и все хозяйство было на виду,— озираясь по сторонам, рассказывала Маринка.— Это такой ужас, вы не представляете, какой ужас!
— А чего там у него нового? Небось такой же дурацкий комплект, как у статуи Давида, можно подумать!— фыркнули мы.
В минуты тягостных раздумий о несправедливом устройстве мира( преимущественно эти минуты случались, когда нам особенно сильно попадало от мамы), мы открывали альбом творческого наследия эпохи Возрождения и долго разглядывали причиндалы Давида. Утешались.
— Вон,— потирая зудящее ухо, говорила Каринка,— а представляешь, если бы у тебя тоже такая фигулина была? Это же кошмар! С такой фигулиной прямо сразу ложись и помирай!
— Угум,— вздыхала я,— вот ведь несчастные люди эти мальчики!
Но Маринка заверила нас, что статуя Давида— это просто цветочки, и мы какое-то время пребывали в оцепенении, боясь представить, ЧТО у Сурика в трусах, если фигулина Давида— это цветочки.
Манька явилась сильно задумчивая, с виноватым выражением на лице.— Ты чего?— заволновались мы.— Да так,— она шмыгнула и повела ногой туда-сюда.— Ба наказала?