Наши наставники.
Образец несправедливости
Владимир Спиваков:
Ты не поверишь, но в школе я пел в первых сопрано, очень высоким голосом. И вдруг
в один прекрасный день голос сломался, произошла мутация. Я заговорил таким
тембром, как говорю сегодня. Это случилось враз. Помню, наш математик Блохин
вызвал меня к доске ответить по теореме Пифагора — а я вдруг заговорил басом.
«Садись, Федор Иванович!» — сказал он мне. И с тех пор так меня и звал —
Федор Иванович. Шаляпин, стало быть…
Первое
выступление
в музыкальной
школе
Соломон Волков:
… ты был потрясающе заводным парнем: прыгал, бегал, всех нас смешил, не боялся в спортзале выкладываться до последней капли пота.
Другой бы превратился в маленький прижизненный памятник самому
себе, не дай бог повредить пальчики. Когда на переменах Додик Голощекин садился к фортепиано и начинал лабать буги-вуги, а ты — выделывать какие-то невероятные коленца, всё вокруг вспыхивало радостью!
В. С.: Несмотря на возвышенные начала, мои школьные годы не обошлись без мальчишечьего хулиганства. Не со зла, а для потехи мы подкладывали на стул
не самым любимым учителям самодельные «взрывпакеты». Делались они так — устанавливаешь вертикально патефонную иголку, потом прижимаешь и закрепляешь ее скатанным кусочком хлеба, а сверху —
пистон. И, когда учитель садился, раздавался взрыв.
Я тогда начал увлекаться химией, проводил дома опыты с пенициллином, который продавался в аптеках без
всяких рецептов. Эмпирическим путем я определил,
что если его поджечь, он источает страшное зловоние.
Я принес шесть таблеток в школу — и поджег их все
сразу. В результате я сорвал шесть уроков, чего нико
му в нашей школе до меня еще не удавалось. Сначала
«вредителя» распознать не могли — все молчали, а потом все же кто-то стукнул. Завуч Елизавета Мартыновна вызвала моего отца и сообщила ему, что сына
на две недели исключают из школы.
«Я привел зал в состояние большого
веселья тем, что выйдя на сцену,
положил скрипку на рояль и деловито
подтянул короткие штаны».
12
MusicuM # 6