Портрет
Ф. И. Шаляпина
в роли Б. Годунова.
А. Я. Головин,
1912 г.
«Юродивый,
сидящий на
земле», этюд.
В.И. Суриков,
1885 г.
14
Римскому-Корсакову. Но сам-то Мусоргский ничего об этом не знает! Он без ума от своих товарищей, не обижается на критику и счастлив
от того, что музыка их кружка начинает потихоньку исполняться в концертах. Всё это сказывается и на его внешности: он пополнел, посолиднел, приобрел какую-то особенную уверенность.
В общем, жизнь удалась!
Тут-то и грянуло: отмена крепостного права. Конечно, Мусоргский со товарищи
на подъеме: давно пора России пробудиться
от спячки! Но для Модеста это еще и переживание особого рода: наконец-то огромные исторические перемены происходят не в далеком прошлом, а здесь, сейчас, на наших глазах! Однако
жить становится тяжелее: дворянскому семейству Мусоргских приходится потуже затянуть
пояса, а Модесту всё же подумать о работе. Куда податься? Может быть, заняться переводами?
В языках он всегда был силен. Или начать концертировать? Все считают его очень сильным
пианистом. Но, слава богу, удалось устроиться
в Инженерный департамент — да так, что остается время сочинять! Мусоргский задумывает оперу на очередной «глобальный» сюжет —
из истории древнего Карфагена…
А в 1865 году, когда, казалось бы, все
уладилось, умерла его мать. Юлию Ивановну,
во всем его понимающую и принимающую, Модест просто боготворил. Горю его не было предела… Он хотел мощных переживаний? Он их
получил! Впервые Мусоргский тяжело и надолго запил… Побороть недуг помог брат, который
перевез его к себе в дом и с которым Модест отныне стал жить.
Говорят, время лечит. Постепенно он
вновь вернулся к сочинению музыки. Писал
всё ярче, всё свободнее, буквально выхватывал сценки из жизни: вот юродивый увивается
за деревенской красавицей, вот бездомный ребенок бежит за барином, вот мальчишка дразнит старуху… Все поражались: как пронзительно, как жизненно! А в этой музыке был
он сам, весь как на ладони, со всей своей беззащитностью и поселившимся в нем странным сарказмом. Очередное Модинькино «чудище» — фантазия «Ночь на Лысой горе»,
полная каких-то немыслимых тембров, контрастов, диссонансов — ввела друзей-балакиревцев в ступор. Композитор пытался передать
здесь стихию самой жизни, непредсказуемую,
запросто перемалывающую человеческие судьбы и всё равно притягательную! Но Балакиреву
MusicuM # 3