С Леночкой мы познакомились в восьмидесятых годах. Я тогда работала в ЦЗЛ, а Леночка приезжала из Баку из филиала нашего завода учиться. Командировки были непродолжительными и нечастыми, но мы успели с ней подружиться.
Умная, очень подвижная, добросовестная в работе, она интересовалась всем в лаборатории: оборудованием, реактивами, методиками, оформлением документов, тонкостями в проведении анализов. Всё она подробно записывала, а некоторые сложные анализы делала параллельно с нами, делая себе пометки и скрупулёзно изучая различные методы анализов.
Мы были с ней разными, но что-то нас притягивало друг к другу. К тому времени у меня уже был муж и двое детей, а Леночка не была замужем и жила с мамой. Её возрастом я никогда не интересовалась, но мне казалось, что Лена старше меня. Она была среднего роста, худощавая, черты лица— южного человека: глаза тёмные, миндалевидные, кожа— скорее светлая, чем смуглая и волосы русые, до плеч. Одета скромно, но со вкусом( столичный житель). Отец её— азербайджанец, мать— русская. У Леночки была фамилия отца, хотя они жили вдвоём с мамой, и об отце она никогда не вспоминала. В перерывах между командировками мы писали друг другу письма, передавали передачи с командировочными, а иногда даже через проводников поезда " Баку-Москва ", который останавливался в Ростове, звонили друг другу.
С распадом СССР многие филиалы нашего завода остались за границей России, в том числе и филиал в Баку. В эти смутные времена у нас ещё была с Леночкой связь, но со временем посылки терялись, письма не доходили, а телефонные звонки " в другие государства " стали намного дороже. Я знала, что Лене очень тяжело в Баку, приглашала её сюда, она колебалась. А потом я узнала, что Лена в тяжелейших условиях со знакомой женщиной за одни сутки уехали из Баку. Маму увезти не смогла. Ехать в никуда, оставлять жильё пожилая женщина не согласилась. Решила, что если в этом мятеже она пострадает из-за квартиры или только из-за того, что она русская, то значит— это судьба. Обо всём этом мне написала Леночка из Твери, куда она уехала в те смутные времена. Почти год она жила в общежитии, нашла работу. И всё время, в каждом письме горевала, что ничем не может помочь маме. А потом, когда в Баку стало спокойнее, не получив в Твери никакого статуса: ни переселенца, ни беженца, а значит, никаких пособий и т. д., Лена возвратилась к маме. Из Баку было несколько писем, 2-3 звонка и тишина. Мои письма снова оставались безответными, телефон молчал...
И только осенью я получила конверт со знакомым почерком. Я ответила и вскоре опять получила письмо из Баку.
ПИСЬМО ПЕРВОЕ Людочка, здравствуй! Как давно мы ничего не знаем друг о друге. Я часто тебя вспоминаю и прошу: обязательно мне напиши. О себе: в 1997 году в марте с мамой случился первый инсульт. Врачи говорили: " Лёгкий ". Искаженная речь, провалы в памяти и т. д. Ты, естественно, знаешь, что это такое. Мне пришлось уволиться с госслужбы, надо было за ней ухаживать. Устроилась на работу без трудовой книжки, лишь бы деньги платили. Так до сих пор и работаю, а стаж не идёт. С большими усилиями, с большими расходами и с ещё большими нервами подняла кое-как маму. Появилась речь. Ты с мужем по букварю учила буквы и слова, а мама стала сразу читать газеты.
Но в январе 1999 года случился второй инсульт. Парализовало правую сторону, меня не узнавала, ни на что не реагировала. В больницу её не взяли, сказали, что скоро умрёт, поэтому я лечила её дома. Мыла её, переворачивала, меняла бельё, колола лекарства сначала через 4 часа, потом через 1 час. Кушать было некогда, не то что готовить. Маме готовила, себе нет. День и ночь смешались. Стала, как робот, похудела, подурнела. Моё лечение маме не помогло. Только чуть-чуть продлило жизнь.
Короче, пролежала она 2.5 месяца и 15 апреля 1999 года она у меня умерла. За всё время болезни мамы мне никто не помог не то что физически, а даже морально. И если бы не твои письма, не знаю, что бы со мной было. Спасибо тебе большое. До последней минуты я не верила, что она умирает; до этого никогда не видела, как умирают люди. Оставила её одну в квартире мёртвую и пошла оформлять документы. Похоронила её со священником, как она просила, а через год только обустроила могилу. Казалось бы, было достаточно времени, чтобы прийти в себя, отдохнуть. Но этого не случилось. Очень плохо себя чувствовала, что-то меня мучило, болела голова, всё чаще появлялись дурные мысли. В январе 2000 года попала в Москву в институт имени Бурденко. Сделали снимки на МРТ, установили диагнозы, приехала домой, приобрела лекарства, прошла курс лечения. Стало лучше, боюсь даже говорить.
Думаю, что все мои болячки— результат многочисленных стрессов, которые преследовали меня долгие годы. Теперь я живу одна. Стала спокойнее, уравновешеннее, но мамы мне не хватает. Мы очень любили друг друга и были большими друзьями. Она помогала мне до последнего дня. Старалась духом не падать, но иногда такое накатывает.... Часто смотрю её фотографии. Всё вспоминаю, какая она была внимательная, заботливая, добрая. Как ей тяжело было одной, без мужа, меня растить, воспитывать, учить. Как могла она спокойно меня выслушать и дать совет. Не верится, что её нет. В Россию мы так и не уехали. А сейчас в Баку квартиры стоят дёшево. Да и страшно мне переезжать одной. Так что остаётся только мечтать.
Мои знакомые зовут меня в Подмосковье, но если я здесь продам всё до ниточки, то там мне не хватит даже на однокомнатную квартиру.
И найду ли я там себе работу? Сейчас с работой плохо везде, а у меня здесь есть работа. Хотя многие азербайджанцы живут и работают в России.
И ещё об одном расскажу тебе, Людочка. В феврале 1996 года я имела несчастье выйти замуж. Мужем моим стал парень, с которым работала на заводе 11 лет, а знала все 17. Но ничего у нас с ним не получилось. В августе того же года он обменял свою четырехкомнатную квартиру на втором этаже, с телефоном, в центре города на якобы дом с садом в пригороде. Продавать свою квартиру он не захотел. Так как мы уже были женаты, то на продажу его собственности нужно было и моё согласие, а значит он уже не смог бы вывезти всю сумму от продажи Азербайджана, не поделившись со мной и с государством. А мне от него ничего и не надо было. У меня всё есть. Мне нужен был только муж. Покойная мама столько его уговаривала не торопиться и быть осторожным. Когда документы были уже готовы, то оказалось, что азербайджанец обманул его.
Не в пригороде, а где-то в глуши стоял не дом, а развалюха, не с садом, а с четырьмя старыми неухоженными деревьями. Ни соседей, никаких коммуникаций обнаружить не удалось. Дом был настолько ветхим, что не жильём, а даже жилищем его не назовёшь. Тогда муж забрал свою мать и брата и уехал в Краснодарский край. Сказал, что обустроится и приедет за нами с мамой. С тех пор я его не видела. Где он, жив ли? Но ведь кто-то из них жив: мама, брат. Где-то они живут?! Никаких известий уже столько лет! Мы с мамой так переживали. Вполне возможно, что мамины инсульты— результат этого нервного напряжения. После маминой смерти и после того, как на меня одну свалились все эти тяготы, я очерствела и не так стала о нем беспокоиться. Время идёт и считается, что я замужем. Хотя от мужа у меня остался только штамп в паспорте. И он, этот штамп в паспорте с фамилией русского мужа, сейчас мне очень мешает. Помимо всех бытовых неудобств я испытываю моральную горечь: я никому не нужна, обо мне никто не думает... Постоянно ощущаю всеми клеточками своего организма, что нет мамы и опереться больше не на кого. Я была замужем полгода. Теперь уже шестой год я только числюсь мужней женой. А на работе, наоборот, я только работаю, но не числюсь. И такая кутерьма везде!
А в верхах идёт борьба за власть. Не дай бог, что случится с АЛИЕВЫМ, мы пропадём. Жизнь, как на вулкане.
24ЧИТАЙ-Теленеделя № 2601.07.2025 г.
На страже Ваших интересов