страницы истории
ТАШКЕНТСКИЙ ВОКЗАЛ
25 ноября 1941 г. был издан приказ наркомата просвещения Узбекской ССР, по которому на Ташкентском вокзале создавался Центральный детский эвакопункт … Прибывали эшелоны, как правило, ночью. Звонок из диспетчерской: « Из Арыси вышел поезд №… В четвертом, седьмом, девятом вагонах – дети. И тогда на перрон выходила бригада – с носилками, аптечкой, детской одеждой. С тревогой вглядывались в медленно ползущий паровоз. У каждого из тех, кто находился в этих вагонах, была уже своя тяжелая, а порой и трагическая судьба. Но что удивляло: на первый взгляд все они выглядели одинаково – испуганными, измученными, молчаливыми и малоподвижными. На этом сером, жутко сером фоне помнятся и видятся только ребячьи глаза – полные ужаса, горя, усталости и … надежды. Их не описать, не забыть.
Кто-нибудь из встречающих первым поднимался в вагон и как можно более бодрым голосом говорил:
– Здравствуйте, дети! С приездом! Кто хочет каши – выходи. Вещи с собой.
Эти слова обладали магической силой. Дети – те, что могли, кто держался еще на ногах, – сыпались из теплушки. Взяли за правило: первым делом вести ребят в баню. Но потом сами не выдержали – уж очень голодными были дети. Прямо от нагонов вели их в столовую. Дежурный врач предупреждал, чтобы не обкормили детей, неделями не видевших горячего: « Перекормите – погубите »… А за теми, кто не мог выбраться из теплушек, приходили с носилками. На машине их развозили по детским больницам.
ЗАДУШЕВНЫЙ РАЗГОВОР Полчаса отводилось на кормление детей в железнодорожной столовой. Через полчаса ровно нужно было оторвать их от стола, выстроить парами и вести на улицу Полторацкого, в баню и спец-пропускник. Заботливые женские руки помогали малышам раздеться, связать в узелок одежду, вложить записку с фамилией. Ребятишек стригли, мыли и одевали … Нет, это было не просто. Дети, неделями находившиеся в дороге, были завшивлены, свирепствовали тиф, дизентерия, кожные болезни. А ведь у многих, выходивших каждый вечер на перрон, были свои дети, которых они могли заразить. Восемь работниц эвакопункта, несших эту вахту добра, заболели сыпняком. Несколько человек – дизентерией …
Много хлопот доставляла дежурным детская обувь … Ребятишки иногда но нескольку дней, а то и недель дороги не разувались. Одни – чтоб ботинки, сапожки не пропали,
Н ельзя сказать, что эвакуация евреев СССР в годы Второй мировой и Великой Отечественной войны оставалась вне внимания историков. Однако изучение этой
проблемы оставалось весьма ограниченным. Масштабы же эвакуации были грандиозными: только эвакуированных и беженцев насчитывалось по различным источникам и по различным методикам подсчетов от 13 до 17 миллионов человек, из них до 25 процентов – евреи.
В последнее десятилетие в России, Израиле и США исследователи стали обращаться к социально-политическим проблемам эвакуации( и реэвакуации, кстати, тоже.). А эти вопросы тем более не могут быть рассмотрены без проблематики межнациональных отношений. Наконец, вполне обоснованно тема эвакуации евреев начала изучаться в контексте истории Холокоста.
Созданы и функционируют организации бывших эвакуированных в разных городах и государствах на постсоветском пространстве. Увы, собирать свидетельства бывших эвакуированных и беженцев, они начали довольно поздно – ушли многие поколения. Разумеется, сбор свидетельств, выживших в Холокосте, вполне оправданно « заслонил » тему изучения воспоминаний эвакуированных и беженцев.
Эта тема заинтересовала меня давно и ныне моя деятельность направлена на поиск, сохранение и дальнейшее изучение воспоминаний свидетелей этого исторического события.
Хотелось бы познакомить с рядом материалов из моей коллекции, сохраняя стилистику оригиналов.
50
2( 162) февраль 2017
НОЯБРЬ 1941 ГОД
другие – по неумению. И теперь обнаруживались признаки обморожения или, того хуже, гангрены.
Путь из бани в эвакопункт был еще трудней. Отяжелевшие от непривычно сытного обеда, разморенные теплом, дети до того ослабевали, что передвигаться самостоятельно уже не могли. Приходилось нести их на руках. В эвакопункте каждого регистрировали в специальном журнале учета( а это бывало подчас сопряжено с немалыми трудностями: малыш не мог ничего сообщить о себе – ни возраста, ни фамилии, ни места, откуда приехал). Записав на бумажке пункт назначения, ребятам постарше давали ее в руки, малышам – совали в карман или пришпиливали к левому плечу. После этого дети могли уснуть. Засыпали они мгновенно, быть может, впервые за несколько месяцев сном спокойным и сладким: под потолком горела самая настоящая лампочка, напоминающая дом, в желудке не было привычного чувства голода, а главное – им сказали, что больше нечего бояться бомбежек и утром их снова покормят.
Дежурные воспитатели обходили зал, готовились к утру. Раиса Львовна Верник резала хлеб( этим в течение многих месяцев занималась только она – знак самого высокого и полного доверия)… « Самарканд », « Фергана », « Карши », « Наманган » или « Бухара », « Андижан », « Ургенч », « Коканд » – таблички с этими обозначениями висели к утру на дверях эвакопункта. Ответственный дежурный, связавшись с диспетчером железной дороги, обычно знал, на
ТАШКЕНТ
ГОРОД НЕ ТОЛЬКО ХЛЕБНЫЙ
О СУДЬБАХ ЕВРЕЕВ, ЭВАКУИРОВАННЫХ В СТОЛИЦУ УЗБЕКИСТАНА Вячеслав ШАТОХИН, Нью-Йорк
* * *
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ МИХАИЛА РУЖАНСКОГО( БРУКЛИН, НЬЮ-ЙОРК):
«… Июль 1941 года. Уже идут военные сражения на полях нашей страны. Каждую ночь, ровно в двенадцать, появляются немецкие бомбардировщики, сбрасывают свой смертоносный груз на спящий город и безнаказанно улетают. А мы, босоногая пацанва, утром собираем осколки еще теплых бомб, затем с удовольствием плаваем в реке, которая – вот она рядом, прохладная, небыстрая.
В этот день – мы тоже на речке. Вдруг мы услышали спокойный моторный гул. Я поднял глаза в небо и увидел словно нарисованные, клинья летящих самолетов. какие пути будут поданы поезда для детей, а диспетчеру было известно, сколько детей отбывает в том или ином направлении. Согласованность в действиях давала возможность избежать суеты и неразберихи.
За час до отправления составов дежурная будила детей … Дети, вчера еще все одинаково вялые, угрюмые, молчаливые, вдруг оживлялись, у каждого проявлялся характер, кто-то даже начинал озорничать.
За теми, кто оставался в Ташкенте, приходили машины. Многих разбирали ташкентцы. Бывали ночи, когда за детьми выстраивались очереди. Выбирали не самых красивых, приглядных – нет, самых слабых, больных, истощенных.
К утру помещение эвакопункта пустело. Разошлись добровольцы. Но не все – иные остались. Вместе с сотрудницами, заступившими на новую смену, с теми, кто прислан сегодня женотделами райкомов партии, райкомами комсомола, кто пришел с предприятий, из институтов и школ, они будут чистить, дезинфицировать, мыть, стирать и гладить, чтобы принять новую партию эвакуированных детей. И так изо дня в день, каждую ночь.
С увеличением потока прибывающих детей совершенствовалась система их распределения. Для больных или бациллоносителей требовалось особое помещение. На улице Весны был открыт карантинный дом. Здесь дети находились в течение двух недель под надзором врачей, и только после этого их переводили в обычный детдом. Ставшая вскоре по совместительству директором карантинного детдома Раиса Львовна Верник рассказывает: – Дети попадали к нам истощенные, слабые. Некоторых приносили на носилках. Их надо было подкрепить, чтобы директора детдомов забирали их без опаски. И тут уж делалось все. Дети получали мандаринные и лимонные соки, шоколад и гранаты, яблоки и сухофрукты. Карантинному детдому были выделены дополнительные средства для закупки овощей и свежих молочных продуктов на рынке. Но дети нуждались в восстановлении не только физического здоровья, но и духовного. Страшные тени пожарищ, убийств и бомбежек еще долго преследовали их. Они были молчаливы, замкнуты. Здесь даже лучшие лекарства не помогали. Только заботой и лаской можно было растопить их сердца. Работники карантинного дома делали все, чтобы дети чувствовали себя как в родной семье. Приглашали артистов, детей вовлекали в самодеятельность. Сотрудники приносили из дома книги, шахматы, игрушки, картинки, краски. Удивительно, как старая кукла, изукрашенный мячик, потертый котенок возвращали ребенку душевный покой, давно забытую радость …
От них отрывались черные капли и устремлялись прямо на нас. Сообразили, что надо бежать. Вблизи находился спиртзавод. Вокруг выкопаны бомбоубежища. Я вскочил в одно из них. Тут же раздались взрывы. Потом я вернулся к воде. Реку не узнать – мутная, грязная, черная. Как и наша последующая жизнь. Одна бомба упала у места нашего купания. Взрывной волной троих ребят выбросило на берег. Впервые так близко я увидел безжизненное тело сверстника, его порванный живот, откуда вываливались кишки и сгустки застывшей крови … Значительно позже в моей памяти вновь всплыла так явственно та первая встреча с войной. Со временем, детские впечатления не исчезли. Они гвоздями вбиты в клетки моего мозга ».
«… Нас эвакуировали из Кировограда в Ростовскую область и разместили в казачьей станице. Сестры с утра уходили в поле, а мы с мамой и младенцем Мойсеем оставались дома. Мама ночами не спала. Ей казалось, что вотвот придут казаки и шашками зарубят нас.
Пережив в молодости еврейский погром, в котором принимали участие казаки, она всю жизнь смертельно боялась их.
Войска Третьего рейха быстро продвигались по Украине. И нам снова пришлось уходить. Мы шли днем и ночью, в дождь и стужу. Маленький Моисей не выдержал жестоких испытаний. Он сгорел от сильного воспаления легких. Свеча его жизни потухла, даже не успев разгореться. Мы похоронили его под яблоней, соорудив над ним небольшой холмик.
▶ ▶
www. russiantown. com