“ Кто не любит природы, тот не любит человека, тот не гражданин”
щих и создающих новые бренды территорий, регионов и мест.
Примечательно, что расширение территории России и освоение новых регионов сопровождалось их постепенным образным( визуальным, эмоциональным, психологическим, художественным и литературным, в т. ч. фольклорным) « освоением » и « присвоением » в представлениях новоселов, обживавших край и адаптировавшихся в нем. Во время поездки по Уссурийскому краю( 1867 – 1869 гг.) известный путешественник и ученый Н. М. Пржевальский подметил, что крестьяне не только принесли « на чужбину » свои обычаи, приметы и поверья, но и быстро « приобщили » новые территории к устоявшемуся образу России. « Что там?— приводил он их рассуждения,— заметим: приоритетными в них для аграрной культуры, господствовавшей у нас вплоть до середины XX века, выступают природные условия и ресурсы.— Земли мало, теснота, а здесь, видишь, какой простор, всякого зверья множество, чего же еще надо? А даст Бог, пообживемся, поправимся, всего будет вдоволь, так мы и здесь Россию сделаем » [ 4. С. 26 ].
Традиционная культура народов России накопила оригинальный опыт наблюдения за природой и адаптации к ее условиям в интересах конкретной цивилизации. Материалы эмпирических наблюдений фиксировались синкретично, тесно сплавляя рациональное и иррациональное. Это сложное сочетание примет, основанных на наблюдениях за растениями, животными, ощущениями человека, нашло яркое отражение в поговорках и пословицах, моделях поведения, циклах хозяйственной деятельности и календарях. Так, православные русские крестьяне использовали святцы для определения сроков наступления тех или иных природных явлений, предсказания погоды и сроков полевых работ. Чередование сезонов и универсальное значение годового цикла обращения Земли вокруг Солнца для сезонных изменений погоды в любом регионе объективно способствовали использованию русскими переселенцами и на новом месте традиционных примет как способов адаптации к изменившимся условиям. В то же время происходил активный обмен таким опытом с местным автохтонным населением, причем базовая культура у тех и других накладывала зримый отпечаток на символические характеристики традиций и акций. В частности, при смещении природно-хозяйственных сроков крестьянского календаря перебравшиеся в Сибирь четко сохраняли его привязку к православному содержанию.
Отношения людей и природы давно занимают умы гуманитариев и естествоиспытателей. Продолжая отсылку к восточным регионам России, приведем следующие примеры. Уже в конце XV— начале XVI вв. неизвестный русский автор написал « Сказание о человецех незнаемых в Восточной стране », подробно живописав пространство и народы Северной Сибири, обитавшие в тундре и лесотундре. В 1517 г. вышел трактат историка, ректора Краковского университета Матвея Меховского( 1457— 1523), собравшего сведения о восточных регионах нашей страны из бесед с приезжавшими в Польшу русскими,— « О двух Сармациях ».
Вот как рассказывал польский профессор о сибирских просторах и их богатствах, осваиваемых нашими предками: «… из Северного океана на вершины прилежащих к морю гор выходят некие рыбы, называемые на языке московитов морж( morss); цепляясь зубом, они облегчают себе подъем, а с вершины горы скользят и падают по другую сторону. Югры и другие жители севера ловят их, и зубы их, отличающиеся большой тяжестью, посылают в Московию, а затем к туркам и татарам. Из них делают рукоятки мечей, сабель и ножей, чтобы их тяжесть придавала большую силу ударам.— С. Герберштейн позже уточнял: ручки ножей делаются из моржовой кости для украшения, а не для тяжести.— Заметим, в-четвертых, что гор Рифейских и Гиперборейских в природе нет ни в Скифии, ни в Московии, ни где бы то ни было, и хотя почти все космографы утверждают, что из этих гор вытекают Танаис, Эдель или Волга, Двина( Dzwina) и другие крупные
Среда. Культура. Человек. 11