ЭТО БЫЛО В СЕРДЦЕ МОЁМ | СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА
стали покалывать кожу. Го-
стья стала подниматься вверх
и устроилась на коленях.
– Сидит, медлит, – продол-
жал Гвоздев, – а я некстати
вспомнил, что эти шарики ино-
гда взрываются со страшной
силой. Коли рванёт, думаю…
Вот тут по спине холодные му-
рашки поползли. Ещё немного
и спихнул бы рукой, вскочил
бы… А тронь его – чёрт знает,
что будет. Тогда-то уж навер-
няка жахнет. О, влип, думаю. И
что странно, шарик был едва
тёплый, а мерцал – говорю ж!
– что уголь в мангале.
По случаю жаркого дня
Гвоздев был в одних шортах,
майку недавно скинул. Да и
чем бы она выручила? В сле-
дующую минуту непрошеная
гостья поползла по животу,
потом по груди, пощипывая
волосы, коснулась шеи, обо-
гнула подбородок и на уровне
глаз остановилась. Она повис-
ла у переносицы, а он скосил
глаза, пытаясь разглядеть её,
и вообще перестал дышать. Но
в следующую минуту шарик
неторопливо прополз по лбу и
устроился на темени. Теперь
тысячи мелких иголок пока-
лывали голый череп и прони-
кали, казалось, в мозг. Потом
всё это прошло, Гвоздев ниче-
го не чувствовал, только услы-
шал негромкий звук над голо-
вой, словно чмокнула вынутая
штопором из бутылки пробка.
Гвоздев запрокинул голову
и увидел в шиферной крыше
круглую дырку.
Выслушал я его, поохали
вместе, поахали, дивясь слу-
чившемуся, да успокоились.
– Жив, – сказал я, помню, – и
ладно.
– Да какое ладно! – пожа-
ловался Гвоздев. – С того дня
начал стихи сочинять. Честное
слово! По дню – штука!
И такое у меня возникло
ощущение, что рад он новому
своему таланту, поверил, что
вышел на свою стезю, уж тут
ему самовлюблённые режис-
сёры не нужны, развернётся и
покажет себя во всём блеске.
Долго что-то не видел его,
с полгода, может. Возможно,
театр забросил и стихами за-
нялся в поте лица, чтобы чело-
вечество осчастливить. Ведь
сказал при последней встрече:
– Поэзия – это с небес.
И вот однажды ворвался в
кабинет, с головы до пят воз-
буждённый, выложил на стол
толстую тетрадь, исписанную
бисерным почерком.
– Читай!
Лучше бы я не родился на
белый свет!
На дворе
мокро стало очень,
Это означает,
наступила осень.
Это были лучшие две стро-
ки среди тысяч остальных, ко-
торые я прочёл, чтобы честно,
не стыдясь собственной сове-
сти, сказать:
– Не греши.
Зато сам окончательно уяс-
нил, что нет никакого поня-
тия о поэзии в тех лучезарных
мирах, откуда прилетают ша-
ровые молнии. Поэзия живёт
только на Земле, полной люб-
ви и горечи.
Конечно, Алексей не по-
верил, что стихи никуда не
годятся, ушёл, сильно обидев-
шись, и опять надолго исчез.
Слыхал, вернулся в театр. Раза
два приглашал на передачу, но
он не пришёл.
А потом однажды встретил
его на дне рождения общего
знакомого. Я изрядно запоздал
по какой-то причине и с по-
дарком в руках остановился в
дверях просторной комнаты,
в которой за длинным столом
тесно сидели ещё не охмелев-
шие гости и слушали Алексея
Гвоздева. А он рассказывал
о шаровой молнии, которая
проползла по нему, повторяя
слышанное когда-то мною от-
кровение слово в слово, как за-
ученный текст.
Но за малым исключением!
Когда огненный шар ока-
зался на уровне его глаз и
повис на время, будто через
увеличительную призму он
увидел то, что находится за
гранью жизни. И так ясно, в та-
ких мельчайших подробностях
разглядел, что дух захватило.
Конечно, гости стали упраши-
вать его раскрыть подробно-
сти – что же там? – но Алексей
Гвоздев гениально выдержал
театральную паузу и кротко
сказал:
– Не могу. Не дозволено.
Затем поднял рюмку и при-
звал публику выпить за име-
нинника. Из того вечера я ещё
помню слова девушки, кото-
рые сказала она подружке с
глубоким чувством:
– В профиль он похож на
пророка.
Ну, ещё бы! И впрямь был он
убедителен в том образе, что
сам себе придумал. Спору нет,
удался ему персонаж, который
видел то, что по ту сторону
жизни и носит в себе величай-
шую тайну.
Блаженны чудаки…
ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ?
По весне оленьи стада ухо-
дили в тундру, иные до Карско-
го моря, а по осени возвраща-
лись в тайгу, где не так люта
была зима. Помню из своего
детства, как бежали по рых-
лому снегу тысячи послушных
судьбе олешек, голосистые
лайки гнали их, а грузовой
обоз – аргиш – двигался сле-
дом, всё это живое уймище
удалялось по долгому речному
долу и уходило в белёсое ма-
рево на горизонте, ис-
чезало, как сон.
Лет десяти маль-
чишкой я возвращался
из заречья, где прове-
СЕВЕРЯНЕ № 1, 2019
73