Стефания оказалась в полутьме и поёжилась: холод, окружающий её, казалось, за секунду проник до самых костей, сковал ледяной коркой все мысли и движения, и только сердце, защищённое магией арцисканской Цитадели, ещё продолжало биться. Невесомость, бесконечность и холод… Должно быть, не один странник, отправляющийся в эти дали, оставался здесь навсегда, и через столетия и тысячелетия единственным воспоминанием о нём становилась дымка из летучего инея, зыбкая тень присутствия.
Тянулись тысячелетия, наслаиваясь друг на друга; Стеффи, продрогший и застывший наблюдатель, постепенно сливалась с этим миром, становилась жертвой безликой тьмы, как вдруг её полусонное внимание что-то привлекло; что-то такое знакомое и живое увидела она краем глаза, и сознание встрепенулось, срочно возвращая себе контроль над реальностью и телом.
Уже через несколько минут Стеффи с бешено колотящимся сердцем испуганно озиралась, пытаясь успокоить нервы, остановить дрожь во всех конечностях и бесконечностях и замедлить дыхание: организм, как и магия, не слишком радостно отреагировал на тысячелетнее засыпание.
«Хорошо, что это другой мир», — с неимоверным облегчением подумала Стефания; ей стало очень-очень жутко при мысли, что будь она в своём мире, ей было бы уже некуда и не к кому возвращаться…
Наконец, успокоившись, она поняла, что именно так быстро вернуло её в жизни: где-то вдалеке прямо из этой жуткой тьмы рос почти сливающийся с окружающем миром вулкан, и из его жерла поднимался дым и пепел, а по краям стекали потоки лавы. В воздухе над горой подрагивало кольцо из языков пламени, завораживая своей огненной пляской.
Пролетев несколько километров (всё же здесь она была скорее призраком, чем настоящим живым существом, иначе бы не выжила в абсолютном ничто вокруг вулкана), она встала на край извергающейся бездны и заглянула внутрь. Ей повезло с воплощением: вместо всесжигающего жара она ощущала лишь слабое долгожданное тепло, и, представив круговую лестницу, шагнула вниз, постепенно спускаясь в самые глубины вулкана.