и ничего не знал о волшебном мире, с которым его столкнула судьба. И вот, наконец, он оказался внутри, за стойкой природной защитой… и понял, что не зря потратил время на то, чтобы её преодолеть.
Немного постояв так, единорог принялся осторожно спускаться по склону, и от его копыт на землю скатывались мелкие камешки. Но он был волшебным зверем и хорошо умел держаться на ногах…
— Вы только взгляните! Он такой лапочка!
— Какой красивый и гордый, дух захватывает!
— Даже не верится! Единорог в Цитадели! Самый настоящий единорог!..
— Я нарисую герб! Вы только представьте, какой красивый герб получится у нашей Башни, если повесить туда его портрет…
— А он не против?
Единорог и не знал, куда деваться от смущения, только выпрямлялся и расправлял хвост и гриву, стараясь выглядеть покрасивее, чтобы порадовать странных волшебников, но те довольно быстро осмелели и принялись его тискать, расчёсывать и заново лохматить гриву и радостно заглядывать в глаза. Сердце единорога оттаяло, и когда его попросили задержаться в гостях, он кивнул и пристроился в выделенной ему комнате.
Рассвет поднимался над Цитаделью, и в его лучах белоснежный единорог стоял у выхода из белокаменной башни; они почти сливались и казались частями единого целого. И от башни, и от единорога веяло какой-то грустью и растерянностью…
Топая по каменному полу и зевая, по залу прошёлся сонный арцисканец и встал рядом с легендарным зверем.
— Неужели уходишь? — спросил он.
Единорог обернулся, и сердце его замерло: очень уж грустно на него смотрел волшебник, с которым он общался несколько последних недель.
А тот уселся рядом на крыльцо и принялся болтать:
— Если уходишь, то поторопись, потому что как только остальные проснутся, тебя уже не выпустят. Утонешь в море слёз, так и знай. А ещё на тебя разобидятся, потому что ещё не дорисовали герб и некому позировать. А Башня через пару недель начнёт осыпаться нам на