Тенистый сквер был на удивление пуст: никак не верилось, что в такую хорошую погоду можно сидеть дома, и что в любом городе маггловского мира может быть безлюдная аллея, тихие лужайки, пустые скамейки. Но Эларина затем и приехала в этот крошечный городок, чтобы полюбоваться сочетанием маггловского мира и природы, в котором крылось особое волшебство.
Она гуляла по скверу, любовалась деревьями, записывала и зарисовывала что-то, полная вдохновения для домашек, рассказов и вообще новых свершений, но тут, свернув на маленькую тропинку, по которой так любила ходить, она увидела, что в другой стороне парка, на мощёной камнем аллее, кто-то всё-таки сидит на скамейке. Загадочного вида человек в чёрном, одинокий и неподвижный, словно каменное изваяние, он казался тенью, зашедшей в наш мир, или памятником, стоявшим в нём вечно. Рина почувствовала, что этот человек волшебник или как-то связан с волшебством; возможно даже, гость из чужого мира, который растает, как только часы пробьют полдень? И чем дальше она шла, чем лучше могла видеть эту странную тень, тем больше ей хотелось подойти и заговорить с ней: человек казался таким одиноким и потерянным, таким равнодушным и печальным, как будто тосковал по далёкому солнцу, к которому ему никогда не вернуться, или будто все краски исчезли из его мира, оставив только серость и грусть.
— Отчего вы так печальны? — крикнула Эларина ещё издалека, ускоряя шаг. Она почему-то боялась, что собеседник в любой миг может раствориться в воздухе, и всю жизнь придётся гадать, могла ли она что-то сделать, куда он исчез, привиделся ли и нашёл ли он своё далёкое солнце.
— Я тоскую по волшебству, — помолчав, негромко ответил загадочный маг, и Рина поняла, что её интуиция не обманула её.
— Но оно повсюду, — растерянно сказала кранножка. Ей казалось невероятным, что кто-то может жить в том же мире, что и она, и тосковать по волшебству, когда до него так легко дотянуться: лишь протяни руку, только приоткрой сердце…
— В этом мире нет волшебства, — покачал головой незнакомец, и его плечи чуть-чуть опустились, хотя, казалось, он и до того представлял